Эта чернота. Эта бесконечная, удушающая чернота. Она, рано или поздно, поглотит ее – Скади  это предчувствовала.
Гея приняла дар скандинавской богини с торжествующей улыбкой.  Греки никогда не скрывали, что имеют превосходство над другими более слабыми пантеонами.  Никто никогда и не скрывал, что они видели скандинавов слабыми и неидеальными, слишком опекающими мир людей, за счет которых поддерживалось их существование во Вселенной. Греческие боги и их смертные потомки -  эллинес были другими: гордыми, упрямыми, идеальными во всем. Они превозносили себя и свою культуру, они считали себя возвышающимися над всеми, диктовали свои правила, не удивительно, что Гея повела себя столь неуважительно к северянке, она считала, что дар Скади – это попытка загладить свою вину перед богиней-демиургом за то, что та посмела пробудить дочь Гемеры.
Гея и близко не рассматривала Скади, как равную себе по силе, не смотря на происхождение и могущество той.  Не смотря на собственную слабость из-за долгого сна, в который она когда-то сама себя и погрузила и сердце, исполненное материнской любовью к собственным детям, она держалась с таким величием и отстраненностью, на которое неспособен был даже ее потомок Зевс. В момент, когда инистая преклонила колени, перед демиургом являя миру свою покорность и желание служить, не Гея, а дочь ее Рея возложила свои руки на голову Скади. И тогда ее пронзила боль и холод настолько сильные, что она закричала, и от крика ее содрогнулись самые стойкие горы, а их снежные шапки были сбиты силой этого крика и  сошли лавинами вниз, круша все на своем пути.
- В ней дремлет то, что погубило детей твоих – титанов, - молвила Рея, взглядом темным и цепляющим за живое, взглянув на ту, что породила ее.  – Малая часть, но пробудившись, оно сделает ее по силе превосходящей сына моего – Зевса. Ни единый мускул не дрогнул на лице у Геи, взгляд ее устремлен был не на дочь, что удерживала в ладонях своих голову впавшей в небытие северянки, она смотрела за горизонт.
читать продолжение: «We rise»

Дратути, богиня ** А что у нас сегодня на ужин? Мужика ведь своего кормить надо, а то похудеет, красоту потеряет. Но это дела семейные, так что перейдем к более важным. Поздравляю тебя с лучшим постом моя инистая красавица ** Давненько мы не писали за Ареса и Скади, хоть и играем мы ими регулярно. То я ультану в пустоту, то ты не раздамажишь на лоу хп. Благо пишем мы намного лучше, чем играем ** твоя Скади это только твоя. Она действительно богиня. Гордая и властная, такая далекая и недоступная, но в тоже время живая и уникальная. Ты стала моим вдохновением, покорила сердце безумного греческого бога. И я уже не представляю себе мир без Ареса и Скади и это только твоя заслуга. Именно ты вдохнула жизнь в наши эпизоды и сделала их такими завораживающими и прекрасными. День, когда ты откликнулась на предложение в поиске игры стал одним из самых лучших дней в моей жизни, спасибо тебе за это ** Продолжай творить моя прекрасная ведь ты в этом лучшая ** хотя для меня ты во всем и всегда самая лучшая.   
(с) Алексей

Михаэль

Бонни

Майкл

Алисия

Рик

Ада

Можно подумать, будто я действительно плаксивый. Ничего подобного, вашу мать. Я никогда не развешивал сопли абажуром и не размазывал слезы по паркету. Но последние годы видимо переполнили чашку (или котел, с какой стороны на это безобразие посмотреть) терпения или силы духа (хрен знает, я не впадаю в психоанализ и не живу по всяким вашим Фрейдам), вынуждая меня реветь, точно девчонке, по всякому мелкому поводу, будь оно неладно. Хотя сейчас… На той единственной слезе, которую я не смог удержать в себе в этой злополучной ванной, все желание плакать разбилось о неукротимую бессильную злобу. Я не знаю, что хочу. Загрызть его, наверное. У меня иногда возникало стойкое чувство, что Донни тупой, как валенок: ничего не понимает и не хочет понимать. Хотя тут уже мне приходится бить себя же подсвечником по голове, потому что понимаю, что ничерташеньки восприятие не справедливо. Нет, меня откровенно бесила забывчивость Донни. Он знал, что я располагаю ключами от всех квартир, а если нет, то это скорее нонсенс, чем что-либо нормальное. Он почему-то легко отпускает из памяти момент, что если телефон выключен, то моей заднице обязательно надо проверить, жив человек или нет. А так же излюбленное: я прихожу без приглашения, потому что повторно мне его делать не надо. Я же не самый культурный человек (к пущему огорчению моей дорогой мамы) или не_человек,  один из сказочных тварей: один раз пригласил и не выгонишь. Блин. И потом я же виноват, что являюсь самим собой.
«Denial» Джастин

В современном мире красивы только девочки. Флоренс далеко за двадцать. Тонкая, как шнурок, она прямо несет свое лицо, обрамленное рыжей залакированной ватой. У нее почти нет груди, а если и есть, то та надежно упрятана от сальных взглядов мужчин и оценивающих – женщин цветастым балахоном чуть выше колен. У Флоренс приятный голос, она выступает в баре три раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам. И это все, что можно о ней сказать: ни кто она, ни откуда, ни почему поет, ни чем зарабатывает на жизнь (музыкантам платят мало, их основной доход – чаевые, но к Флоренс подходят редко, брезгуют). Маленькое уточнение: Флоренс слепа. Ее глаза, насыщенного зеленого цвета, колдовские, не видят ни зги; они повернуты внутрь, они смотрят в душу, и не спешат ни с кем поделиться тайной, лежащей на самом дне. Флоренс – неверный код, монашка в синем чулке. Пошлые журналы for men – образец подражания красоток гламурного рая –  представляют раздутых до безобразия, сисястых и бокастых чудовищ, в то время как они – глубоко падшие вульгарные евы, отработанный, пущенный по сотому кругу генетический материал.  Сменщица Флоренс, Дита фон Тиз 2017, как раз из их числа. Киллиан скалится, жадно заглатывая виски: блядством от юной прелестницы веет за версту. Говорят, высшая красота детей человеческих проявляется в их подростковом состоянии и держится не долго. Губмерт Гумберт, а точнее, творец Гумберта – господин Набоков, старомодный господин, не совсем понял, что ему нужно было от Лолиты.
«Shadows of my name» Киллиан

Жест растерянности означал, что монстр не знает, о чем говорить дальше или думает, как правильно поступить?
Секунда… Вторая… Опять скрип рассохшейся древесины.  Локоть коснулся ее плеча. Бен потер глаза. Усталость... Три ужасный дня затяжной мигрени он тоже не отдыхал. Все время был рядом... готовый прийти на помощь по первому зову. Попытки девушки отправить его спать не увенчались успехом. У Бетанкур сформировалась теория, объясняющая его упрямство. Бенджамин занимался самобичеванием. Разделяя с не боль, он наказывал себя за прошлые грехи.  Глупо? Как и многое между ними, но ничего не попишешь. Девушка постепенно привыкала сосуществовать на условиях обоюдности. В это понятие монстр умудрился внести свои коррективы, оставляя за собой возможность манипулировать и управлять. Ирландка отказывалась от обеда – он голодал за компанию. Она не надевала шапку и шарф в холодную погоду – монстр шел с душой на распашку, рискую подхватить воспаление легких. Вначале Ри не замечала ничего вокруг, погрузившись с головой в депрессию и желание поскорее сдохнуть. Потом она бесилась и по ступала Арчеру на зло. В итоге смирилась с неизбежным. Сжимая вилку в руках, настаивала на плотном обеде и для Бена. Ей стало не все равно, что мужчина гробит остатки здоровье. Неравнодушие пугало. Об этом Ри предпочитала не думать, как и не пыталась разобраться кто кем управлял? В сложившейся ситуации сам черт ногу сломит.
«L'ete indien» Мария

— К полуночи подъеду? — интересуется водитель, перегибаясь через промежуток между передними креслами. Рокки утвердительно кивает и шутит, что машина ему вовсе не будет нужна, а Матиас, напротив, просит водителя приехать раньше. Ворчливо замечает, что оставаться до полуночи не намерен. Его спутник с разочарованием посматривает на старого друга и прячет во взгляде «да что с тобой стало». В просторном банкетном зале душно и надушено. Слишком много света. Приторный запах алкоголя и женских духов. Все гости только прибыли и, блистая дорогими смокингами, богатыми ювелирными украшениями и платьями, красуются друг перед другом, вышагивая по мраморной плитке. Уже тут носят закуски, подают напитки и приглашают в зал, укрытый праздничным полумраком, дорогими скатертями, блестящий от надраенных канделябров, свечей, хрома огранки сцены. Всё, как полагается, вечер будет полон музыки, представлений, рассказов о подопечных. СМИ ютятся в сторонке в отдельной зоне для приглашённых и аккредитованных репортёров. Прислуга вечера выстилает на мраморном полу пригласительный красный коврик. По нему итальянец проходит одним из первых, бросая рассеянный взгляд в сторону вспышек и объективов. Он из того редкого числа влиятельных людей, не готовых сверкать перед камерами по многим причинам. Седой ныряет в банкетный зал, тонет в ароматах неподанного горячего, здоровается за руку с владельцем транспортного бизнеса, три поцелуя в щёку с Сицилийским виноделом, короткий поклон даме через три столика.
«The answers are in the silence» Матиас

Дакота Руж - это маленькая плебейка, которая хочет выиграть и свалить отсюда. Она смотрит на людей, которые остались напротив нее и обнажает свои белоснежные зубы в оскале. В руке удобно ложится рукоять, становясь не одним целым с ней, а инородным, но необходимым предметом, поднимающийся вверх по одной ей известной траектории.
Их всего трое.
И она должна сделать выбор. Заведомо неправильный.
Три. Два. Один.
Ее не похвалит хозяйка, но и не даст в обиду. Убьет сама и это будет показательное выступление для остальных - мертвых. Выживший здесь - это мертый на всю жизнь, а ты, Руж, именно это и жаждешь в своей скучной бруклинской жизни.
Щелчок.
Боль в груди и резкий вдох. Она выиграла и в тоже время - проиграла. Револьвер еще крепче сжимается в ладони, скрепляя его с собой как неодушевленный фамильяр. На корке подсознания бьется одна лишь мысль: сдохните! Она кричит так неистово, что видно в плавающем взгляде девушки. И это придает не силы - это дает новый виток желаний.
Мести.
«take the gun and count to three» Дакота

Молодость часто играет на руку тем, кто умеет использовать ее в свою пользу; Айвену было всего двадцать шесть, он знал, что молод и прекрасен. За последние годы он наловчился бороться: с внутренними демонами, с неудачами, с прошлым. Единственное, с чем он никак не мог совладать – это искушение. Юношеский пыл, длинные ресницы и чувственные губы шли в комплекте с животной тягой соития, обуздать которое еще никому не удалось. У Айвена было достаточно много любовников – некоторые задерживались на непродолжительное время, другие были разовыми, желаниями одного мгновения, но жадность не покидала сердца и чресел юноши. Это можно было считать манией, можно было назвать это пороком: на деле же Сабелла всегда так мало было любви. Казалось бы, он был со всех сторон обласканным приемным сыном, но всегда хотелось большего, и отеческие поцелуи не утоляли тот жар, что жил в сердце и ширился по всему телу в особенно холодные вечера. Он не привык быть один. Чтобы жить, Айвену Сабелла необходимо было трахаться. Ничего не скрывая, откровенно как в последний раз. Только тогда бег его распаленной крови ускорялся, разгонялся до километров в час, способных его согреть до самых кончиков пальцев. Он привык брать то, что ему нравится, добиваться желаемого любыми способами.
Новый сосед ему нравился. Его скулы, подтянутое тело, поджарый живот, и эта задница, что отражалась в стекле.
«would you?..» Айвен

Сладость или гадость

Лучшая игра недели

Хэллоуин – пора перевоплощений и бесплатных конфет, один из самых любимых праздников американцев, уступающий по популярности разве, что Рождеству. Сэмюель Элмерз не был исключением из правил, и, на то у него были свои причины. В пору его счастливого ребячества родители устраивали целые представления для своих детишек, превращая свой дом в обитель вурдалаков, привидений, вампиров и оборотней.  Детям это безумно нравилось, как и нравились их костюмы, которые шила им миссис Тёрнер. Единственной причиной для негодования был запрет на вылазки за конфетами, что огорчало отпрысков Элмерзов ровно до тех пор, пока взрослые не компенсировали это кучей конфет или чем-нибудь еще из того, что желал получить каждый из маленьких господ. Повзрослев, Сэм стал любить этот праздник еще больше – причиной тому была характерная для его артистичной натуры любовь к перевоплощениям. Из года в год, Элмерз и его друзья соревновались между собой, придумывая все более вычурные и продуманные до мелочей костюмы. Этот год не стал исключением – парень получил приглашение на очередное костюмированное представление, которое в этот раз устраивали Зак и Лианна. И хотя в этом году, возможностей для реализаций своих идей у Сэма было гораздо меньше – он, как и в прошлом году, должен был выглядеть потрясающе.
Заморачиваться в этот раз, Элмерз не стал, и, выбрал для себя вполне заезженный образ вампира. Перебирая какой из кинематографических воплощений вампиров, ему бы хотелось воплотить, Сэм остановился на облике Армана из нашумевшего в свое время «Интервью с Вампиром». Сделать выбор в пользу какого-то конкретного образа – дело десятое, а вот сотворить костюм, найти аксессуары к нему, и, человека, который может это все реализовать – задачка не из легких.
Сэмюел

Когда кто-то делал грязь Кларк убирал. Будь то дело в реальном беспорядке, так и в делах, правда в чужих, но об этой детали мы умолчим. Сейчас же парень ползал на полу с щеткой аля веник и пытался собрать те осколки, что находились не в молоке, черт бы побрал Сэма, который потратился, как он выразился на "экологически чистое" молоко в стеклянной таре. Веселый молочник торжествует. Далее в ход пошла тряпка. Пока золушка убирала хату, двое хитрожопых жителей леса строили свои планы на вечер. Кларку было невдомек, что сговор настолько хитрых созданий приведет скорее всего к краху его планов. Знал бы, то не знакомил их.
Все это время Сэм и Эрика сидели на диване и обсуждали что-то сверх секретное. Убирать Тайрон закончил и решил, что пора заняться готовкой. Быстро разложив пакеты с едой он решил, что не плохо бы позвать сестру на помощь. Все таки хорошие идеи по готовке она выдать могла.
- Зайка, пошли поможешь мне, - как ни странно откликнулся и Сэм. С ним она как раз очень любопытно переглянулась и через секунду, выражение ее лица стало мега приветливым с теплой улыбкой, той что так любил видеть ее брат. Тай растаял на глазах и улыбнулся сам. В такие моменты его можно было просить о чем угодно, но девочка знала что рано.
- Братика нужно довести до нужной кондиции, - минуту назад Эрика сказала это шепотом Элмерзу. - Ты так вряд ли сможешь, а меня он любит больше всех на свете.
Эрика подошла к Кларку, тот дал ей фрукты. - Так, ты иди мой, а я порежу.
- Да, хорошо, -девочка побежала к раковине, Сэм видимо решил понаблюдать за этим, совсем не торопясь на вечеринку, которую так хотел посетить.
Тайрон очень быстро нарезал фрукты в салат, положил порцию сестре и Сэму, который тоже решил сесть за стол.
Тайрон

Нельзя подать в суд за то, что тебя наняли на работу

Конечно, ответ герра Штернберга нисколько не удовлетворил, поскольку он действительно имел некоторые вопросы касательно кандидатуры, сидящей ныне напротив и взирающей на него если не с вызовом, то в холодном спокойствии, которого так всегда не хватало самому ученому. Откровенно говоря, более всего его беспокоила ее служба на немецкое правительство - тот пункт на титульной странице резюме, на который Михаэль уже в течении минуты смотрел безотрывно, пытаясь довершить в своих размышлениях ту картинку, что, если и складывалась, то с большим скрипом. Он не нуждался в том, чтобы перечитывать все заново, поскольку и без того наизусть выучил все строки, отчасти обладая эйдетической памятью, которую все еще воспитывали в австрийских университетах, а также из-за того, что он действительно поверил в эту женщину, какой бы при встрече отталкивающей она ему ни показалась. Думаю, мне удастся смириться с сим прискорбным фактом, если она не подаст мне поводов для подозрений на все еще не оборванные былые связи... Разочаруешь ли меня? Мне всю жизнь приходилось быть необычайно осторожным, а потому, можешь поверить, именно таким я и остался до сих пор. К тому же, Михеле небезосновательно считал, что отличить одну разработку вируса от другой не хватит ума и у более искушенного науками человека. Может быть, именно поэтому его порадовал факт того, что Фербер была специалистом по химическому оружию - ей труднее будет воспринимать смену направления изысканий, а потому и адаптация пройдет гораздо позже, нежели понадобиться Штернбергу, чтобы вывести ее на чистую воду либо убедится в ее непогрешимости.
- Вы достаточно посвятили фрау доктора Фербер в род моей деятельности? - единственное, что донеслось со стороны инженера, когда тот покинул тягучую пелену своих размышлений, чтобы обратиться к мистеру Стерлингу.
Михаэль

Серьезный то какой… и заросший. С тем же успехом, с которым Михель изучал свою будущую спутницу жизни, а если учитывать все условия контракта, то при успехе общего дела по самоуживанию друг с другом, то пожизненную спутницу, Мадлен изучала своего будущего руководителя. Почти не мигая, слегка улыбаясь, в тех пределах вежливости, которые вписывались в серьезную мину и не считались насмешкой, с искренним интересом и любопытством. Лабораторным крысам она порой уделяла меньше внимания, пусть они того и заслуживали, но ведь их век был не так уж и долог, чтобы зацикливаться. А растянуть век этого существа, так же входило в один из пунктов, кажется. Во всяком случае, сделать все от нее зависящее, чтобы ценный сотрудник ни в чем не нуждался и до последней минуты мог приносить свою, впоследствии шуршащую купюрами в карманах акционеров, хотя в наш век, скорее электронные нули на экране личного счета и платиновый блеск кредитки, пользу.
Благо на молчаливую дуэль между двумя оппонентами было отведено ограниченное количество времени, и, что тоже было плюсом, лишних вопросов ей не задавали, толи считая свой интерес зазорным в присутствии третьего лица, толи и впрямь, что было крайне сомнительно, вопросов не имея. У самой же немки тоже были невысказанные вслух мысли, ведь, как верно заметил Стерлинг, в суть работы ученого ее посвятили лишь в общих чертах, грубо говоря, сказали, что он ученый. Ха, если и в его бумажках написано, что я солдат, ладно, офицер, то я вполне пойму его недовольство, практически не углубляясь в ту область, которой Штернберг занимался, а это значило, что он мог как выращивать зеленые водоросли, скрещивая их с плоскими червями, а из полученной слизи выращивать новое новейшее лекарство по самоомоложению, так и пытать в своих лабораторий детишек, заставляя их ломать себе челюсти, выговаривая никак не поддающуюся твердую «Л».
Мадделин

feel like I do

Ненавижу аэропорты. Толпы людей, которые толкаются, грубят и оттаптывают ноги, бесконечные мамашки с вопящими детьми, которые потеряли связь с реальностью и внезапно решили, что окружающий мир им глубоко должен и самовлюбленные индюки - мои любимые, от ста восьмидесяти и выше - ориентация которых не позволяет им посмотреть, блядь, вниз, чтобы вовремя заметить меня, не сбивая с ног. Последние, кстати, особенно бесят - особенно тот зеленоглазый блондинчик, явно не вылезающий из стоматологических клиник с кристальной улыбкой во все тридцать два, который извиняется совершенно неудебительно. Я вымученно улыбаюсь в ответ и делаю вид, что не думаю о том, насоколько ритмично его выпотрошенные кишки будут покачиваться на люстре - это я конечно утрирую, но нестояк я желаю ему вполне искренне.
Свою сварливость и ненависть ко всему живому я предпочитаю объяснять гормональным всплеском ПМС,  плохой погодой и задержкой рейса до Лондона, но никак не расставанием с Китом. Никак не плохими новостями из дома, вынудившими меня скоропостижно собирать чемоданы, трусливо избегая мучительно долгих прощаний. Я никогда не умела правильно расставаться с людьми. Признаться, я никогда не умела принимать решений - а уж тем более, нести за них ответственности, чисто по жизни предпочитая плыть по течению, надеясь на неизменный авось. И ровно до вчерашнего дня все прекрасно получалось, само собой складываясь в своеобразный паззл, приобретая вполне себе симпатичную картинку. Вчера как-то неожиданно я стала взрослой, слушая голос отца на другом конце провода, безэмоционально сообщающий мне, что мой любимый дедушка впал в кому. Что скорее всего я не успею с ним попрощаться, но однозначно успею на похороны. Вчера я до боли закусываю нижнюю губу, бездумно глядя на теплую летнюю ночь Кембриджа.
Алисия

Обожаю аэропорты.
Вы скажете, что я псих, и я абсолютно буду не против. Как можно любить эту вечную нервотрепку, когда носятся люди с чемоданами, что почти отдавливают ноги каждому прохожему, неугомонные дети, капризничающие и орущие, чтобы получить внимание родителя и выпросить игрушку или шоколадку, нервные работники, то ли не выспавшиеся, то ли просто от чего-то злые, длинные очереди к стойкам регистрации, уступающие разве что очередям в туалет? Все это могло довести спокойного человека до ручки, надо лишь знать, на что было давить, но для меня вся эта суета и, в какой-то степени, вакханалия были дороги сердцу больше любимой машинки в детстве. Да и вообще, все что было связано в с полетами, не только, когда поднимаешь огромную птичку в небо, чтобы доставить ее из пункта А пункт Б. В хаосе тоже есть своя гармония, иная, противоположная ощущениям, когда под ногами тысячи метров до земли, ты наедине со своими мыслями, собой, и даже второй пилот, сидящий рядом, теряет всякую ценность в виде собеседника, в хаосе же, в извечной суматохе, было спасение от неизбежных дум, что посещают голову, нагружают ее, заставляют анализировать произошедшее и думать: «а что было бы если...» Просто не успеваешь подумать, когда в тебя врежутся в толпе, бросив «извините», «придурок!», «куда прешь?!» и далеко не самые приличные слова в обществе, или завяжется беседа ни о чем с соседом, что спросил у тебя банальность в виде: который час, вы тоже летите этим рейсом. И за это я был благодарен. Сегодня мне предстояло не управлять самолётом, а быть обычным пассажиром, очень расстроенным, что не успел урвать билет в бизнес классе и лететь самым обычным, ругая себя за спонтанное желание побега. Ещё несколько часов назад, вернувшийся из долгого передела до Тайланда, я представлял, как приеду домой.
Майкл

Только мёртвый не боится смерти

В музыке Уинтерс не разбирался, даже не смог бы обозначить направление, которое ему нравится более других, но как и многие в наше время обладал убеждением, что современные музыканты не чета их предшественникам.
Бен замолчал. Песня ему нравилась, но вокал Райана Теддера не вызывал в нём тех ярких эмоций, как, скажем, голос Тома Йорка, и связывал он это в первую очередь с различиями поколений. Не самое полезное умозаключение, которое может сделать человек, оказавшийся на его месте, но ход собственных мыслей помог детективу успокоиться, а это уже дорогого стоило. Мужчина перевёл взгляд в сторону пассажирского места, оценивая состояние сидевшей на нём девушки.
Если вы становитесь заложником ситуации, то лучшее, на что можете рассчитывать, это поддержка со стороны. Уинтерс представлял в каком положении оказалась его спутница по не воле. Он ей не сочувствовал — в конце концов собственные пороки стали причиной её бед, но всё-таки понимал, что со спокойной женщиной в качестве «пленницы» ему справиться куда легче, чем с истерично вопящей жертвой.
- Сегодня так сложно найти подходящую радио-волну, - детектив заговорил внезапно, и пусть пару мгновений назад он напевал себе под нос, могло сложится впечатление, что начало их разговора где-то потерялось, словно Бен сразу перешёл к середине.
- Даже здесь иногда крутят откровенную чушь, - продолжал сетовать мужчина, не глядя на блондинку: несмотря на разговор сосредоточен он был на дороге, а особенно на зеркале заднего вида, в котором вот уже два квартала как не было угрожающего силуэта преследующей их машины. Отсутствие опасности в поле зрения хоть и было хорошим знаком, вызывало вполне оправданную тревогу - кто знает, где и когда эти ребята покажутся вновь.
Бен

- Вернись в реальность, Бон. Ты хочешь кокос на законных основаниях. Ты блять слышишь себя?
- Ой, ну прекрати. – Скверность на лице сопутствовала моей никотиновой затяжке.
- Я дал контакт. Езжай и не еби мне мозг.
- Иди нахуй.
- И тебе хорошего дня.
Я кдаду трубку и нервозно откидываю ее вслед за своей бранной речью. Сука!
Нет, знаете, я не наркоманка! Я прошла эту злоебучую трёпку в центре, где, на минуточку(!), меня мурыжили восемь месяцев. И соль в том, что я действительно уверовала в их ведомую мысль о высшем благе, о том, что вокруг все так норовят подкинуть искушения, подпитать твою слабую волю – а вот ни-ху-я. Покуда сам человек не возжелает покончить с этим, покуда сам не размыслит, не накормит свои принципы – так толку ноль будет ото всего, что будут впаривать вам эти врачи, одетые в личину участливости. Фу, блять. Тошнит.
Мало того, что чистая я была последнюю неделю, так еще и мой постоянный дилер решил съебать из города в тот блядский момент, когда мой полугодовалый запас исчерпал себя на третий месяц. И нет, я не налегала на эту дрянь, не частила как заправский нарк – моя гуманитарная душа неистово требовала честной подачки нуждающимся, потому я спустила почти полкило во имя какого-то бомжатского притона у вокзала. Возлюби ближнего своего.
После нелестного диалога с Мэдом на ум не приходит ничего дельного: острая необходимость допинга, нервозность, спрессованная дикость, порывающаяся наружу – все симптомы неуравновешенного человека, всё то, от чего я так ненавистно открещивалась.
На экране мелькнул адрес -  тут же я копирую его в Убер, назидательно требуя машину класса люкс. Потому что могу, мать вашу.
Бонни

| Каждый кузнец своей судьбы |

Скрежет металлического «ключа» в замочной скважине продлился не долго, всего лишь несколько поворотов, щелк-щелк, и все было готово.
Дверь открыта.
Рука легла на дверную ручку, и под тяжестью которой, та стала проседать, опускаясь вниз.
Щелк.
Парень не стал оборачиваться. Это было уже действительно бесполезно. Эти двое никогда не смогут нормально вести беседу. А в такой манере диалога уж точно не получится.
Скорее кто-то кого-то прирежет, чем договорятся о какой-либо совместной работе.
Но, по сути, ему было все равно. Поедет она с ними или же нет.
Спасти ребенка напарники смогут и сами.
А завтра он просто оставит в ящике сообщение о том, где, если та захочет, сможет забрать своего племянника. Но на эти раздумья у нее будет всего на всего пару дней.
А дальше? Дальше они скроются из страны.
Бросив все. И вся.
Но не тут то было. Когда Рейн потянул дверь на себя, он заметил тень на лестничной площадке.
Еще немного на себя. И за порогом он видит лицо парня.
Тот явно не ожидал увидеть в своей квартире другого, да еще и с обнаженным торсом, растрепанного.
То был парень Эл, Рейн сразу же узнал его.
Рональд/Рейн

Дверь открывается.
Но, что же это?
«Какого черта? Что это за хрен с горы?!?!?!
Чего?!? Где его одежда??? Почему этот ублюдок выходит отсюда в таком виде?!?!?!»
Кровь кипела в жилах.
Глаза наливались кровью.
И чем больше он всматривался в этого тощего блондинчика, который в ответ смотрел на него округлившимися глазами.
Тем больше это подливало масла в огонь.
Давно он не испытывал подобного чувства, и даже уже успел соскучиться по той ярости, что им овладевает в подобные моменты.
Толчок. Шаг. Хлопок.
И вот уже этот хмырь болтается пришпиленный одной рукой к стене. Едва ли стоя на одних только носочках.
Скрежет зубов, ярость кипела в нем, бурлила кровь, струясь по венам.
Сейчас он был словно проснувшийся вулкан. Лава, которого была готова пожрать все на своем пути.
Хрип. Такой глухой и жалобный.
Потуги блондинчика выдавить хоть слово из своей глотки, лишь вызывали улыбку на лице Скорпиона, а ведь его мышцы почти успели позабыть, как это делать, ту самую, его полуулыбочку, что так ехидно смеялась на его лице.
Пальцы жертвы жалобно хватали за руку, в надежде ослабить железную хватку.
Рональд/Блэйк

Кит
посмотреть

Хайди
посмотреть

Рауль
посмотреть

Рауль
посмотреть

Алисия
посмотреть

Нейтан
посмотреть

Ее прикосновения все такие же родные, как и пять лет назад. Мы словно в очередной раз миримся после размолвки на пару недель, а не спустя вечность и океаны. И уже совершенно не важно, что на нас все еще что-то капает. Уже совершенно не важно все то, что было до или то, что может быть после. Не важны наши клиенты и весь город. На несколько мгновений в целом мире остались только мы вдвоем. Я не слышал, как за нашей спиной, кто-то недовольно фыркал на тему комнаты или того, что мы мешаем проходу, не слышал, как гудели машины, снова собравшиеся в непонятно откуда и почему образовавшейся пробке в городе.
Ее пальцы замирают в паре миллиметров от волос, словно она не может решиться дотронуться до них. Я напрягаюсь, сам не понимая, чего хочу больше, чтобы она убрала руку или все-таки запустила пальцы в мою гриву, как раньше начав накручивать мои кудри на свои пальцы. Это слишком сложно, кажется не один из нас не способен решить эту головоломку сейчас. Мы все так же безрассудны, как были тогда в Гарварде, но уже совершенно другие люди. Нас окружает новый мир со своими правилами и законами. Алиса приходит в себя первой, не сильно, но уверенно отодвигая меня от себя, упираясь ладошками в мою грудь.
- А ты все так же умеешь решать за всех, Хант… - я качаю головой и достаю из кармана сигарету. На что я надеялся, когда, поддавшись порыву поцеловал ее? Что мы вот так возьмем и как в каком-то дурном фильме волшебным образом снова будем вместе, выкинем за борт все накопившиеся за это время обиды и недосказанности, выкинем за борт все, что случилось за последние пять лет. Я не строил иллюзий, что Лиса жила монахиней в каком-то английском аббатстве, вполне возможно у нее был парень или жених, какой-нибудь лорд.
читать продолжение: «mirror mirror on the wall, will i stand or will i fall?»

Мне кажется, не столь волнительно попасть в таблицу с лучшим постом, как писать поздравительные слова. Это я сейчас как бы набиваю себе цену, доказывая, что я - ярый ненавистник тостов - иду на такие жертвы только ради тебя.
Ну, а если чуточку серьезней, то я уже давно говорю всем о том, как сильно мне с тобой повезло. Ты не просто нереально талантливый игрок, от одного поста которого у меня появляется столько вдохновления, что сразу хочется заспамить сюжетами, но еще и нереально хороший человек. Друг, который всегда поддержит, который за столько короткое время стал мне настолько близким, что я до сих пор не до конца смирилась с тем, что ты играешь с кем-то еще. Потому что - нет, дружи только со мной! И пусть сейчас в силу объективных причин мы общаемся и играем чуть меньше, чем мне реально хотелось бы, знай: я прижилась на форуме и осталась здесь только благодаря тебе. По сути, и сижу я тут только благодаря тебе. Поэтому пожалуйста, продолжай творить, радовать глаз манипами и писать шикарные посты, каждый из которых достоин оказаться всех. Радовать окружающих чувством юмора и лично меня - очаровательным характером Кита, которому, несмотря на то, что он редкостный засранец, всегда будет прощаться все, стоит только покрепче взять за руку и проводить до дома
Спасибо тебе, что ты есть. И вдвойне спасибо, что есть у меня.   
(с) Алисия

Мария

Бенджамин

Нина

Георгий

Син

Шон

Может, он прав. Настолько прав, что мне не хочется в это верить. Его злость, обличенная в слова, его усталость, его правда - они льются струей холодной воды мне на темечко, от чего в голове зарождается тяжелый, чугунный гул, бьют по мне молотом, вколачивают истину против воли.
Или же я снова обманываю себя, поддавшись странным, новым чувствам, приняв их за то, чем они не являются, и в этом случае нам действительно стоит прекратить этот бессмысленный разговор, который и начинать-то не стоило, и вернуться каждый к своему, к нашим прежним отношениям, окончательно поставив запрет на нахождение в одной постели. не нужно его отпустить сейчас, чтобы не изводить и себя, и его бесплодным ожиданием невозможного. Да он и сам стремится уйти, но я никак не могу принять решение. Я - рохля, размазня, как угодно назовите, но у меня смелости не хватает дать ответ на простой вопрос о том, какой дальше будет наша жизнь. Мне стоит лишь промолчать или выдавить из себя короткое "уходи", чтобы навсегда разбить эту связь, и я уверен, Джастин первым будет строго блюсти дистанцию. А подталкивает меня к этому лишь то, что он до сих пор любит того, другого, а это для меня как ножом по сердцу. Хотя, какое мое право?
И можно ли назвать любовью то, что я ощущаю к нему?
«Denial» Донован

- Ричард, ну какого хрена?
- Спокуха, брат, все путем, - дыхнув на Киллиана адовой смесью перегара, нечищеных зубов и зажаренной химии, Ричи ввалился в кристально чистое пространство корпоративной квартиры своего давнего приятеля. - Друг ты мне, или где? У меня сердце разбито, понимаешь? Се-р-д-це!
Тут стоит, наверное, сделать оговорку: сердце Ричарду разбивали с завидным постоянством и периодичностью в три месяца. Ровно столько его «дамам» требовалось на то, чтобы понять: крепкий семейный быт с ученым построить невозможно в принципе, с финансами у него не все гладко, дома его не бывает, секс редок и не регулярен, про цветы, внимание и конфеты можно позабыть вовсе, а животные, причем любые, от таракана до вымершего миллион лет назад динозавра, ставятся выше самой прекрасной из представительниц женского рода, будь то Анжелина Джоли или Королева Британии. Обычно Киллиану удавалось каким-то таинственным образом предвидеть момент накопления критической массы ричардово пиздеца и раствориться в пространстве – от греха подальше и во имя ясности сознания, но за последние месяцы в его жизни приключилось столько всего «интересного», что он банально забыл про существование друга и проблем, связанных с ним нервущейся красной нитью. И вот она – расплата.
«It's an SOS» Киллиан

Всё в мире подчиняются закону короткого сообщения, и вот нам уже не нужны длинные предложения: у облаков есть язык, ты раскрываешь зонт, затягиваешь дождевик на заклепках, вытаскиваешь галоши, говоришь - здрасте и выходишь из поля зрения. У других слова четче или негромкие: стой, садись, ешь, слушай, молчи, не запоминай. Если ты не знаешь языка, то как ты узнаешь своевременность бессистемных знаков?
У всего есть смысл, есть память и есть история. Чарли снимает перчатки, чтобы дотронуться: в свежевырытой земле лежат надувные шарики - синие, желтые. Когда ты судья, присяжный и палач, воспринимай искусство сквозь призму ассоциаций и будь осторожен (доедай кашу, не бери в рот грязное): то, что мы видим, не обязательно то, что подразумевалось в самом начале.
Когда заканчивается рама, впадаешь в зеркало. В полночь шторм передвинул тарелки, задул свечу: у обручального кольца есть своя магия. У полыни - крапивный цвет, горький запах, рождественская тоска (бронсон пьёт не разбавляя - из сенного мешка не утаить ни шила, ни штыка). Распевать песни упавшим выпадет той, что осталась в стекольной раме - прикрывала грудь после первого секса да на дне кастрюли выскребала жемчуг, пока побитый морозом вереск не сказал постой.
«dresses are white, roses are red» Чарли

Пожалуй, мне хотелось бы, чтобы ты был чуть более милым со мной. Чуть более обходительным что ли… Безо всех этих нервных выпадов в мой адрес, когда непонятно то ли шутишь ты, то ли пытаешься таким образом задеть, демонстрируя свое шовинистское отношение из разряда «я мужчина, значит, я лучше и умнее». Хотя, с другой стороны, как часто я видела хорошее отношение в свой адрес? С детства я привыкла к тычкам и затрещинам, к тому, что со мной обращались как с вещью. Годы моего взросления не были безоблачными, и еще тогда я узнала, какими скотами могут быть мужчины. И, наверно, именно тогда в моем сознании и укоренилась мысль о том, что с сильными мира сего следует поступать точно так же, как они поступали с теми, кого считали слабее себя. Вот только в моем случае ни дядюшка, который твердо верил, что я никогда не смогу дать ему отпор, ни мои будущие, а ныне уже прошлые мужья, видящие во мне лишь красивую игрушку, не догадывались, что именно они были пешками на моей шахматной доске. И я рубила головы безжалостно и беспринципно. Выбирала себе жертву, хотя они думали, что это они выбирают меня, и играла с ней в «кошки-мышки» до тех пор, пока она мне не надоедала. Теперь моей жертвой был ты. И пока что я позволяла тебе чувствовать свою власть надо мной, играя роль беззащитной и слабой. Но не настолько, чтобы не реагировать на твои слова, вскользь брошенные в мой адрес.
«Разрушь меня...» Аурика

Удивленно вскинутая бровь, маленький глоток животворящего и пищеводосжигающего напитка и немного заторможенная реакция на радостные новости. Если бы с подобным заявлением в его квартиру ворвалась Рита, Маркус бы не поленился сдержанно улыбнуться, распустить объятья и, возможно, искренне порадоваться за кузину и самого себя — как минимум, настойчивое регулярное капанье на мозги и высасывания денежных средств на благое дело в одно мгновение свалились бы на плечи очаровательного — Марк не сомневается, для такой роли Рита бы подыскала себе идеального принца, — счастливчика.
Но Киллиан…
Марк пытается беззвучно взять побольше воздуха, но кислород застревает где-то в горле, не желая пробивать внутрь, сквозь трохею и бронхи — он слишком опешит от лаконичного известия, в котором ему — Крамеру — придется принимать непосредственную роль.
Киллиан — одинокий лис, предпочитающий растворяться в окружающем мире, черпая энергию от своей независимости и полной самостоятельности; каждый звук, запах — даже едва колеблющееся в мерцаниях лампочка — демонстрирует насколько силен дух Макбрайда, стоит лишь ему зайти в комнату.
«Toxic» Маркус

Небрежный взмах руки из-за потёртой спинки зелёного кресла— и рядовой Чемберс застывает в дверях, словно истукан, в то время как Линкольн Грейвс продолжает выпускать пепельные клубы дыма, не отказывая себе в слабости положить ноги на узкий подоконник и насладиться несколькими минутами долгожданного спокойствия и единения с мыслями, что роятся в голове подобно стайке испуганных пичуг. Военное звание обязывает вытягивается по струнке перед более высокими чинами, но, к счастью, подполковник редко удостаивается подобной участи. Чего нельзя сказать о Чемберсе, в ожидании неловко переминающемся с ноги на ногу. Грейвс переводит взгляд в мутное зеркало на стене, у которого давно отбит край, а поверхность покрыта тонкими царапинами. Одному дьяволу известно, в каких передрягах оно побывало. Пуговицы формы Чемберса застёгнуты не до конца; рукав не то испачкан, не то зияет небольшой дырой, образованной неловким движением возле острого гвоздя в стене. Линкольн усмехнулся: уверенность в неначищенных до блеска сапогах рядового укреплялась всё больше с каждым новым завитком дыма, который поднимался из набитой табаком трубки. Чемберс не был эталоном солдата, что неукоснительно соблюдал устав и старался выглядеть соответствующе. В отличие от него, подполковника Линкольна Грейвса, носившего звание с гордостью, подчёркивая это внешним видом с иголочки и уважительным тоном, в котором всегда слышались стальные нотки. Что поделать: не всем дано быть великими, а удел слабых духом — преклоняться перед этим самым величием.
«we might be dead by tomorrow» Честер

The Sound of Silence

Лучшая игра недели

Вы когда-нибудь просыпались посреди ночи, пытаясь вспомнить из-за чего это произошло, когда сердце колотиться так, как будто пытаясь вырваться из груди наружу? Признаюсь честно, для меня это было впервые. Обычно, совесть не мучила меня кошмарами, можно так сказать, что это компенсировалось встречаемыми на пути демонами, призраками и теми непонятными порождениями Примали, что встретили меня в Приюте Мойры. На этом я думал, все мои путешествия по кошмарам, заканчивались.
Башню заливал свет солнца, кажется, проспал я не так много, завалившись в кровать перед рассветом, ровно в тот момент, когда можно уловить его приход. Тени отступали перед границей накатывающего света. Красиво – да, но совершенно бесполезно для того, кто живет большую часть времени по ночам. Сейчас же, из башни открывался вид, на проснувшийся Город. И если ночами казалось, что грязи тут навалом, то днем. Ну, она еще блестела в лучах. В общем, картина малоприятная. Бедняки сидели у краев улиц, прося подати и незаметно умыкивали у зевак кошельки или что-то ценное. Я усмехнулся, вспоминая себя в те годы. Долгое время мне везло, прежде чем в один прекрасный день не поймали Хранители. Теперь же это больше напоминало Легенды прошлого. Мало кто помнил, каким Город был еще десяток лет назад. А мы с Бассо не особо любили и вспоминать. Нам остались только птица, да имена.
— А, Гаррет! – это было сказано с удивлением. Ну да, обычно так рано моя скромная персона никуда не выбиралась. Пришлось отказаться от большей части снаряжения, оставляя только сапоги, штаны, рубаху да плащ, который скрывал лицо. Меч, висящий на поясе тоже присутствовал, но скорее всего был не нужен, потому что если кто-то захочет меня ограбить, то будет пойман за руку. Да и когда в последний раз кто-то вообще замечал Хранителя, идущего в толпе? Давно это было, очень давно.
Аллан

Лайфстрим. Поток жизненной силы. Сефирот совершенно не помнил тот момент, когда попал в этот поток. Не теплый и не холодный, он приятно окутывал тело, путался в волосах, проскальзывал меж пальцев.
Сефирот наблюдал за плавными потоками, чувствуя невероятное успокоение, гармонию внутри себя. Хотелось закрыть глаза и совсем раствориться в ласкающем воплощении жизни, забыться… Распасться на сотни маленьких частиц и плыть куда – то дальше, ни о чем больше не тревожась. Без боли. Без мыслей. Без чувств.
Только спокойствие. Безмятежность.  Это ведь так соблазнительно быть частью и одновременно – сразу всем. Быть ничем – но и сразу во всем.
Воин закрыл глаза, раскинул руки в стороны, глубоко вдохнув, чувствуя, как по телу мягкими волнами распространяется тепло, как поток ласкает кожу, подобно материнским прикосновениям. И все существо шептало об одном – поддаться безмятежности. Не оказывать сопротивления и просто – сдаться.
Да, именно осознание того, что придется сдаться, заставило Сефирота открыть глаза, чуть нахмурить брови.
Сдаться? Перестать быть собой? Отречься от идей и целей?
- Ну уж нет. – Произнес сереброволосый, сжимая руки в кулаки.  Великий воин, гордый боец, достигающий своей цели – он не привык сдаваться и минутная слабость, навеянная потоком никак не могла сломить его воли. Сефирот четко решил для себя выбраться из этой безмятежной неги. «Мне еще слишком рано распадаться на части, я не хочу быть ничем!»
Он сделал попытку встать, но поток затягивал в себя глубже, засасывал, подобно болотной трясине. «Я не сдамся!» - била по вискам мысль, предавая Сефироту сил пробиваться дальше сквозь ставший таким плотным поток.
- Мне надо выбраться!
Сефирот сам не узнал свой собственный голос сейчас, тихий, он словно доносился откуда – то издалека.
Дитрих

Death Becomes Her

Сбегать до маркета? Она, разве, не соображает, что сейчас он добежит хорошо если снова до ведра, и то, в случае, если успеет? Конечно, Мэд считал Медею девушкой разумной, но даже ее логическое мышление изредка давало сбой. И он даже хотел было объяснить ей, что... он попытается это сделать обязательно, как только ему полегчает, но если она настаивает прямо сейчас... Впрочем, в какой-то момент до него начало доходить, что под подобным предложением может скрываться этот проклятый неуловимый юмор, который ранее Мэдок еще пытался различить за главным идентификатором - смехом, но Сфорца выводила его на новый уровень, когда ни единый мускул на ее лице не дрогнул, чтобы развеять все сомнения смертельно больного человека, что старался самостоятельно взобраться на ноги, хотя бы по голове то и дело пролетала мысль доползти до кровати. И что же ее так забавляло вводить парня в глубокую задумчивость? И если бы только ее... Если вы думаете, что купальник был единственным, что он на вышеописанный момент проспорил кодле - ошибаетесь, был и еще один эпизод. Тогда, правда, загадывала Кейт, и все разочарованно было вздохнули, не представляя, что в этом может быть чересчур забавного, лучше бы послали его лубриканты со страпонами покупать, но Берк их не разочаровал. Надо так надо - его даже спецом подвели к салону красоты, поскольку изначально мужчина не подозревал, куда обратиться, чтобы приобрести день спа-процедур с шоколадным и арбузным обертыванием и тайским массажем. Возможно, если бы он услышал вдогонку пролетевший шепот: "Может, все-таки сказать ему, что это была шутка?..", то все бы обернулось несколько иначе, но шайка была беспощадна и шанса избавиться от дальнейших неловкостей Мэду не предоставила. Запутавшемуся и позабывшему все на свете за расспросами администратора, он уже не знал, куда деваться и что думать, отыскав только единственный вариант поскорее от всего этого избавиться - соглашаться со всем, что девушка ему говорила.
Мэд

Медея вновь посмотрела на Берка, будто тот изволил пошутить, а она вновь влезла в его непонимающую шкуру и не могла с первого раза распознать эти зачатки юмора в его беспокойстве, но нет, беспокойство вкупе с умирающим видом, когда уже можно было и панихиду заказывать, если удастся отыскать кодлу этого парня, было неподдельным. – Брось, в твоем состоянии ты не смог бы мне навредить, даже если бы захотел… Тут скорее сам бы побоялся, что я положением воспользуюсь, а? – Загадочно подмигнув, девушка в непритворной ласке провела ладонью по груди парня, на деле же проверяя, не показалось ли ей, что одежда на том была настолько сырой, будто он пробежал тридцатикилометровый марафон. И нет, не показалось. Сложно было вообще поверить в подобный обман зрения, когда дрожь, что сковала друга в мелкую сеть судорог, едва не расшатывала вместе с ним пусть и старую, но довольно прочную кровать. И что прикажете делать ей? Играть в доктора или лучше вызвать настоящую бригаду, способную оказать квалифицированную помощь? Хотя постойте, да-да, кажется, она ведь доктором и была… - Я шучу, расслабься. Мертвого сейчас поднять было бы проще. – А то ведь еще поверит, начнет читать ей лекции о моральных устоях и о своей новой пассии, которая верит, любит и ждет, а ты, милая, изволь привести рыцаря в чувство, чтобы тот явился под окна принцессы при полном параде и желательно без похмелья. Хотя тут, мне кажется, попахивает уже отравлением… Боги, ну только мужика с температурой мне для полного счастья не хватало.
Ничего не оставалось делать, кроме как взять себя в руки. Да, подрагивающие, ведь прошедшая ночь не прошла для нее даром, но те хотя бы были не сломаны и могли самостоятельно свою хозяйку одеть, раздеть и накормить. Первым пунктом она и занялась, следуя принципу «надеть маску на себя, потом на ребенка», ребенка благо тут не было, но вот больной мужчина, что скрипом челюсти выдал нечто похожее на «Нормально все», был ничуть не лучше.
Медея

L'ete indien

Почему так происходило всегда? Едва он что-то держал в руках, у него это сразу же отбирали. Едва в глазах Марии он смог увидеть что-то помимо боли и пустоты, смог вылезти из панциря и поверить в ее искренние слова, она выносила приговор и вонзала острый клинок в его сердце. Она знала... знала его самые сильные страхи, иначе откуда появилась эта мысль уйти. Она должна знать, что самое ужасное, что не сможет вынести Бен - это ее уход. Потерять ее вновь, так и не обретя до конца. Мария могла говорить, что это временно, что она обязательно вернется, что так будет лучше... но он-то чувствовал, что это не так. Она не вернется. Время растянется на недели, месяцы, а может быть и годы. Будет лучше... возможно, для нее. Она сможет жить без боли, без зверя, без постоянных мыслей, что монстр может вернуться и нанести свой удар. Она сможет спать, не запирая дверь. Так было в самом начале, когда Бен нашел девушку и привел домой. Замков на двери не было, но она подставляла спинку кресла к ручке, чтобы в случае чего знать, что враг рядом. Он был самым худшим ее врагом. Не нашлось иного решения, чем уход.
Он сжимал девушку в своих руках, чувствовал, как она дрожит, но это было не от холода, от тех его слов, которые ранили слишком глубоко. Пальцы замерли на ее щеках, проводя подушечками по нежной коже. Когда в последний раз он так прикасался к ней? Это было вечность назад, в этой самой комнате, когда они только приехали. Но сегодня многое было иначе. Бен прикасался к ней с таким отчаяньем, будто через секунду Мария могла раствориться в воздухе. Взгляд застыл в ее глазах. Наверное, так могло быть. Ее решимость уйти была непоколебима. Она всегда была так упряма. Бен возненавидел эту упрямость.
- Да, я был... - ему с трудом воспоминания те месяцы. Он помнил их как будто это было всего лишь вчера. Просто невыносимо больно было вспоминать то, как Мария отказывалась жить.
Бенджамин

Бен никогда не выставлял напоказ свою боль. Прятал все в себе. Боялся проявить слабость или она была слишком ослеплена болью и обидой, чтобы заметить? Прошлое сделало все, чтобы они никогда не встретились вне страха и отчаянья. Они обречены сталкиваться защитными панцирями и отлетать в дальние углы, наподобие бильярдных шаров. Никто не знал, как снять проклятье. У них не осталось шансов восстановить оборванные связи. Сегодняшний скандал наделал много бед. Вытащил на поверхность обиду и грязь. В ушах продолжало звучать ранящее эхо. Мария не видела иного выхода, кроме ухода. Девушке всегда было неуютно в роли содержанки. Каждый раз, когда Бен приносил новый пакет с одеждой или новое пальто, которого ей не хватало для дождливой погоды или для слишком ветряной, Ри не знала, как реагировать. Прежние отношения с монстром приучили к равнодушию с его стороны.  Зверь в человеческом обличии мало интересовался ее теплом, комфортом и здоровьем в целом. Это было больно, но понятно. Новый Бен действовал с точностью наоборот. Падал из крайности в крайность. Незаметно проделал дистанцию от безразличия к маниакальной озабоченности всем, что касалось «него Марии». Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ирландку не оставляло чувство, что придет день, когда ей выставят счет за все подаренные блага. Больше всего она боялась услышать упреки из уст Бена. Сегодня ее страхи материализовались. Он, как заведенный, твердил одно и тоже. Делал акцент на ее «непомерных запросах». Ей всего было мало. Она бесилась из-за страха потерять комфорт. Он говорил еще… еще… еще… Закреплял полученный результат. Видел по ссутулившейся фигуре, что попадает точно в цель. Долго не мог остановиться. Как же хотелось убежать от этого, но у нее не было средств на обратную дорогу в Нью-Йорк. Каждая нитка на теле девушки куплена монстром. Он оплачивал счета, покупал еду.
Мария

Everything that rises must converge

Чёрч сидел на руках послушно, хотя носик, чёрный и влажный, то и дело норовил принюхаться к странным запахам старого дома. Щенку было интересно, что они делают в этом месте, но ещё он хотел кушать и спать, и спать – больше. Хозяева явно были чем-то обеспокоены, но он был слишком мал, чтобы думать о том, почему его люди выглядят такими встревоженными. Когда Рокки опустил Чёрча нечто похожее на пуф у окна, тот зевнул, поёрзал и устроился поудобнее, чтобы проспать до утра. Мун даже позавидовал тому, с какой лёгкостью вырубился Чёрч. Вряд ли он сам сможет уснуть также просто, как сделал это щен. Он не чувствовал себя спокойно, наоборот, весь он был напряжён: ему не нравилась эта бабка, не нравились житель Маустрэпа, не нравился сам город.
Он огляделся. Комната была куда уютнее той конуры, в которой он вырос, и только поэтому настроение Рокки чуть приподнялось, пусть недостаточно для того, чтобы оптимистично смотреть в будущее. Кожанка начала уже надоедать, поэтому он облегчённо выдохнул, снимая её и равнодушно сбрасывая около кровати, не приученный к тому, чтобы наводить порядок.
Пока Эндж исследовал кровать, Рокс заглянул в шкаф и разочарованно выдохнул – пустые полки, несколько вешалок с деревянными плечиками, но больше ничего. А он-то раскатал губу, что тут осталось что-то интересное. Может, старуха хранила тут нечто необычное… хотя, конечно, хорошо, что там не было её панталон или нижних юбок. Захлопнув дверцу шкафа, Мун почесал живот и понял, что он весь пропитан едким потом, пылью и табачной вонью. Нестерпимо захотелось помыться, но вряд ли там есть вода, а голос рыжего подтвердил его опасения. Да что это за дыра, где вода включается по расписанию?! И это – их отпуск, устроенный вдали от Карреры и Большого яблока. Вместо того, чтобы трахаться, вкусно жрать и, может, убивать ради удовольствия, они в какой-то сраной дыре ради какого-то выблядка и мамаши, которая не могла держать ноги сдвинутыми. 
Рокки

Крохотные струйки ледяной воды текли по коже, выжатые из плотной махровой тряпицы в руке Рокки, осторожно и бережно скользящей по телу Энджела. Он прикрыл глаза, откидывая голову назад под тяжестью копны волос, липнущих к влажной, но теперь уже чистой спине. Мышцы непроизвольно сокращались, стянутые сладкой дрожью лёгкого озноба - капли стремительно высыхали в полуночной духоте, оставляя ощущение схожее с тем, что возникает от тающего эфира.
Чувство чистоты было освежающе-приятным, и хотя Энджел предпочёл бы полноценный душ, это было лучше, чем ничего. С тихим вздохом он развёл колени, позволив ладони любовника скользнуть между липких бёдер, к усталости теперь примешивалось едва ощутимое на грани сонного сознания возбуждение, странно-будоражащее пощипывание нервов. Прикусив губу, Энджел коснулся кончиками пальцев щеки Рокки, провёл вниз до подбородка, ухватывая за него цепко, притягивая любовника к себе для поцелуя, вынуждая прервать своё занятие.
- Спасибо. Давай теперь я тебя помою.
Предложил он, пропуская мимо ушей вопрос в духе русской классической литературы (Энджел не был уверен, что Рокки знаком с творчеством Достоевского, и потому вряд ли это была изысканная шутка). Поднявшись с постели, он толкнул на покрывало Рокки, помогая ему избавиться от остатков одежды, взял свежий полотенец, первый, намокший и посеревший от собранной с его собственной кожи пыли, отбросив просушиваться.
Он начал с плеч и спины, стирая пот и грязь, освежая, сложенный в четверо клочок ткани был больше ладони Энджела и постепенно нагревался от его тепла, хотя в первые секунды после погружения в воду был почти ледяным (костяшки пальцев Энджела покраснели от холода). Наклоняясь вперёд, чтобы провести рукой по лопаткам вниз, до самой поясницы, Энджел ощущал на своей голой груди дыхание Рокки, что отзывалось покалывание в напрягшихся сосках. Некоторое время в комнате раздавался лишь стрекот насекомых, тихое ворчание и сопение спящего щенка.
Энджел

невеста насилия

Часы на тумбочке показывали четверть второго, а Маринка Никитина по-прежнему сидела на застеленной кровати при полном параде, обняв колени и уставившись сухими злыми глазами в темноту. Вечером она поцапалась с матерью, и та, разозлившись, запретила ей выходить из квартиры, отобрала и где-то спрятала ключи, а сама легла спать. Они жили вдвоём, отца Марина почти не помнила – ей было три, когда родители развелись.
Антонина Ивановна, выросшая в детдоме, воспитывала дочь в строгости, но это помогло мало, и пятнадцатилетняя Марина уже зажималась по углам с взрослым племянником их соседки по лестничной клетке, месяц назад вернувшимся из армии. Как-то раз застав их вместе, Антонина молча выставила ошалевшего парня за дверь, принесла из спальни мужнин ремень и от души выпорола дочь. Маринкины вопли слышал, наверное, весь подъезд, и еще с неделю она провела под домашним арестом, лежа на кровати на животе. Мать надеялась, что одного раза будет достаточно, но не тут-то было: отлежавшись, Маринка как с цепи сорвалась и ринулась менять ухажёров. Поначалу Антонина  еще пыталась её удерживать, запирала дома и грозилась навсегда отключить домашний телефон, но потом поняла, что горбатого могила исправит, и махнула на непутёвую рукой.
Время от времени на неё, что называется, находило: она плакала, называла дочь бандитской подстилкой, обещала побрить налысо, чтобы та не могла показаться людям на глаза, но дальше угроз и оскорблений обычно не заходило. Маринка вполуха слушала родительские истерики, лениво огрызалась, а сама прикидывала, как незаметно слинять из дома на хату к Климу, с которым её познакомил бывший любовник. Её не обижало, что Егор относится к ней как к проститутке и делит с друзьями – от этого мужчины она готова была стерпеть что угодно. Она надеялась, что Клим в конце концов оценит такую преданность и безотказность влюблённой в него Марины и захочет навсегда оставить её при себе. Пределом её мечтаний было, разумеется, замужество.
Георгий

Сегодня Нина не пошла в школу. Там они с мамой принесли справку, что девочке надо поехать в санаторий на лечение, примерно на месяц. Надавали кучу заданий, чтобы потом, по приезду Нина смогла быть допущена до экзаменов. Сложив в рюкзак пару книг, блокноты для рисования (ей очень нравилось выводить всякие символы, не имеющие смысла), отец привез из магазина вышивку. Для увлечения все готово, остались чемодан. Но тут перехватила мама, сказав, что надо сходить в магазин:
- В поезде ехать три дня. Не набегаемся на станцию.
Набросив легкое пальто, на распущенные волосы Нина надела беретку, которую связала сама еще на уроках труда, и с волнением в груди побежала в ближайший магазин. Вечер быстро надвигался на город. Кое на каких улицах уже зажигались фонари над подъездами, на лавочках сидели бабушки и дедушки, прогуливаясь перед сном. А в парке, через который Нина решила вернуться домой, еще играли дети, мамы болтали, присматривая за ними. Она расставалась со своим городом, ненадолго. Это и вызывало грусть, но она увидит свою тетю – тоже приятное событие.
В киоске, торговавшем книгами, девушка провела много времени, засмотревшись на новинки ее любимого автора. Но тут ей показалось, что на нее смотрят. Сделав шаг в сторону, она увидела, что напротив, возле дерева стоял молодой мужчина, не сводя глаз с этого киоска, а потом перевел взгляд и она столкнулась с его черными глазами. Нину пробрал озноб.
- Привидится же такое, - прошептала и взяв пару книг, вышла на улицу. – Ой, - книги вылетели из рук, и Воробьева поднимает взгляд. – ппппроститеее.
Что ее больше напугало – повязка на глазу у мужчины или его цепкий взор. Он, молча, посмотрел на нее и пошел дальше, засунув руки в карман. Возле дерева никого не было. Нина быстрым шагом пошла домой, а во дворе и вовсе припустилась бежать, словно ее нагоняло нечто страшное. Ждать лифт не было сил, и лестницу Нина пропорхнула, вваливаясь в квартиру. Сердце готово было выпрыгнуть.
Нина

Дамиан
посмотреть

Нейтан
посмотреть

Влад
посмотреть

Ада
посмотреть

Маркус
посмотреть

Вероника
посмотреть

Лье никогда не причинит ей боли. Пенни это знает. Видит, когда он смотрит на неё вот так, открыто и прямо, как давно никто не смотрел. Как никогда никто не смотрел. Он её не боится, как боятся прохожие, те, которых она видит за больничным забором, если ей удаётся ускользнуть и забраться на дерево. Они одеваются все по-разному и выглядят, каждый по-своему. Разноцветные вещи, интересные фасоны. Эти люди похожи на пуговицы в коробке у Джоуи. Он как-то давал Пенни поиграть его пуговицы, а, когда она взяла их, начал биться головой о столешницу и кричать. Громко. Прибежали санитары и заставили её вернуть коробку. Ей не хотелось, а потому на тонкой коже остались синяки от крепких пальцев. У Лье совсем другие пальцы. Они тонкие и белые, красивые до невозможности. Если бы Пенни могла, она забрала бы их себе, спрятала бы под подушкой, чтобы перебирать, как пуговицы, когда ей страшно или одиноко. Но тогда бы он не смог бы прикоснуться к ней. Вот так, как касается сейчас, самыми кончиками. От этого прикосновения Пенни начинает ёрзать на месте. Внутри всё зудит. Кончик языка то появляется между губ, то исчезает. Нервный, быстрый. Желание. Ей рассказал об этом доктор Уотсон, когда трогал её. Она не хотела. Тогда не хотела. А сейчас ей хочется. Хочется, чтобы пальцы Лье скользили по её коже, пока не вернулись змеи. Она не отберёт у него пальцы, если он будет касаться её.
- Мама говорила, что люди врут. Все врут. Даже мама. Она больше не приходит ко мне, Лье. Никто больше не приходит, – Пенни знает, что он поймёт её, пожалеет, а тогда, может, подержит её за руку чуть подольше. Ему нельзя, как нельзя было и доктору Уотсону, но тот не обращал на это внимания, значит, и Лье можно, он просто джентльмен, а джентльмен будет ждать до свадьбы. Так говорила мама, когда ещё могла говорить.
читать продолжение: «Погружение в синдром Адели»

Моя милая пташка!
Я тебе говорил, что этого поста следовало ждать так долго, потому что он чертовски крутой. Впрочем, как и все твои посты. Твои персонажи настолько живые, что иногда, читая, я волнуюсь за них как за реально существующих людей. И мне кажется, что безумие – тонкое, интеллигентное, потрясающее – это то, что тебе удаётся выписать просто идеально. То обилие деталей и мыслей, которое ты вкладываешь в свои посты, меня всегда безмерно удивляет, потому что я, например, и вовсе не могу даже подумать о некоторых вещах.
Ты один из самых талантливых соигроков, которые у меня только были, и самый лучший друг, о котором я и не смела мечтать.
И, учитывая, что с каждым днём всё ближе Новый год, который я воспринимаю как самый крутой праздник, я верю, что мои пожелания для тебя будут иметь под собой силу.
Я желаю тебе счастья, милая. Большого, необъятного, как я, счастья. Чтобы твоя очаровательнейшая улыбка радовала нас всех как можно чаще.
Я желаю тебе добра и спокойствия, чтобы ничто не тревожило и наполняло сомнением. Чтобы каждый твой день был прекраснейшим днём.
Спасибо тебе за наши редкие игры, за наши частые встречи и за то тепло, которым ты меня окутываешь.
Лис любит тебя! :З   
(с) Гильермо

Каждый раз это получается внезапно, и каждый раз я за тебя очень радуюсь, особенно радуюсь. Ты и так знаешь, что ты для меня значишь, но это ещё далеко не всё. Мы с тобой только недавно разговаривали о признании и о внимании, которого кто-то достоин больше, а кто-то меньше. Так вот ты из числа первых, и никогда в этом не сомневайся. Да, сейчас я имею в виду твоё имя в шапке и награду в профиль, но в целом - не только об этом. Думаю, чуть выше Рокс уже всё сказал, а мне остаётся только повторить, что я и так часто тебе повторяю – мне с тобой повезло. Больше, чем тебе со мной, но это уже совсем другая история, верно? А пока я буду заходить на Манх и смотреть на его шапку, потому что твой пост лучший, как и ты сама.   
(с) Рипли

Энджел

Рокки

Бенджамин

Мария

Син

Бонни

Посреди душного жаркого лета, на огромной высоте многоэтажного дома, в просторном пентхаусе наступила зима. Несмотря на все попытки весны прийти к этим двоим, несмотря на все попытки их двоих дать друг другу хоть крупицу искреннего тепла… Не выходило. А теперь и вовсе застыло в стазисе, потому что пришла беда, заморозившая всё, что ещё было живым. Филип окунулся в заботу о маленькой жизни, которая была с ним очень долго, своим теплом и участием. Он носил её на руках, делал массаж, сцепив зубы ставил уколы. Кормил со шприца, сняв иглу, разминал лапы и радовался до чертовой влаги в глазах, когда она однажды вдруг едва различимо заурчала. И оглянувшись вокруг в тот момент, он понял, что остался один. Что он сейчас — один. И не с кем поделиться этим маленьким взрывом счастья внутри. И что-то вдруг ёкнуло.
Закрывая дверь на ключ, оставляя Серую в лазарете, он возник в гостиной, где на маленькой громкости телек показывал мультики, Матиас катал на полу машинки, а Мора была рядом с сыном, то кивая ему на принесённую игрушку, то глядя на приключение мультяшек. Наверное, они его не услышали, а, может, попросту не обратили внимания, как он сам не обращал внимания на них, слоняясь по дому тенью. Сжалось внутри что-то… обидой, горечью. 
«нарисованное море - глубоко до дна» Филип

Пока ты читал эти строки что-то внутри обрывалось ко всем чертям, было больно, сдавливало грудь, все внутри, тебе было грустно и страшно и к тому же ты не успел даже толком скорбить по Грэму, так как следом за его смертью произошел тот ужас, от которого вам теперь долго придется приходить в себя.
Ты проводишь пальцами по бумаге, по написанным им буквам, кусаешь губы склонив голову к плечу и вытирая слезы с щек. Откинув голову в его рабочем кресле ты прикрываешь глаза и пробуешь мысленно представить как он подходит к тебе сзади, как подходил когда-то, как опускает теплую ладонь на плечо и ты пробуешь вспомнить его улыбку, его теплую уютную улыбку. Она не сразу показалась тебе теплой и уютной, она не сразу вообще тебе приглянулась, ты и не видел ее по началу, вообще, но со временем когда ты привык к Грэму, когда тот начал о тебе заботиться, когда он показал тебе, что ты ему совершенно не безразличен, тогда, когда постепенно ты проникся к нему ты впервые увидел эту улыбку, ты ощутил на себе этот нежный взгляд, ты начал привыкать к его всегда-теплым рукам, ты начал принимать и получать его любовь такой какая она есть. Сейчас ты точно не можешь сказать, любил ли ты его "по настоящему", но ты точно мог сказать, что он был тебе родным, очень близким.
«Во что бы ни стало...» Джефф

Неладное Рада заподозрила, когда после отмеренных себе трех глотков, вдохнула уже раз десятый. Ведь не мог же старый колдун так долго собираться с силами?! Что он там для нее готовил? Уж не испепелить ли решил со злости? А как же воскрешение, как же служба за армию вселенского зла, разорение крестьян, умерщвление невинных дев и добрых молодцев? Она же была уже готова, не надо ее убивать с концами!
Теряясь в догадках и опасениях, травница осторожно приоткрыла глаза. И о чудо, злобному колдуну уже не было до нее никакого дела, ведь тот вновь повстречал своего заклятого врага, бросившегося к нему откуда-то со стороны, в самоубийственном броске, с тем отчаянием, которое исказило уставшее лицо, с тем бесстрашием, в котором Радея, отчего-то, почувствовала отголосок своей вины. Но как же? Он же лежал, еще совсем недавно, вон там, у самого края поляны, поверженный, бездыханный… а теперь казалось, что и трава в том месте не была примята, что и не было этой страшной картины, привиделась она травнице, будто ту по голове кто-то лапой своей нахальной саданул до беспамятства. Но не было времени порадоваться юной ведьме, пролетело оно легким перышком по ветру, когда исказился незримый узор магии, что опутал сетью поляну, когда удар той небывалой силы, что собирал в своих руках некромант, содрогнул эту землю, смял сам воздух, раскалив его докрасна, что и на вдох ничего не осталось. И не стало никого.
«Все, что нас не убивает, делает большую ошибку» Медея

Дерево, растущее у дома Нелл, никогда не сбрасывало листья. Громадное и величественное, настоящий исполин среди своих собратьев, оно оживало в непогоду, как пробуждается ото сна спящее чудовище в темной пещере. Всякий раз ветер вдыхал в него жизнь и, подобно кукольнику, дергающему за нити марионетку, заставлял шевелить косматыми ветвями и скрестись в окна спальни. Нелл не любила это дерево.
Она боялась его.
Ей казалось, что по ночам дерево смотрит на то, как она спит.
Ночь выдалась тревожной. В этом месте всегда царила поздняя осень, холодная и безрадостная, полная долгих дождей и вездесущей грязи. Глухая барабанная дрожь – не что иное, как тяжелые капли, нескончаемым потоком хлынувшие на оконные ставни; то и дело прерывали чуткий сон Нелл. Здесь ничто не давало ей покоя.
Здесь было лишь вечное ожидание его.
Гроза разыгралась пуще прежнего, раскаты грома перемежались с ослепительными вспышками молний, и только перед самым рассветом непогода проявила уступчивость. И тогда в наступившее затишье Нелл смогла расслышать тихий шорох за дверью.
«s a l v a t i o n» Дарья

У истины были карие глаза. Дамиан поначалу вздрогнул, увидев в запотевшем зеркале Маргарет, и тут же отвел взгляд, скрываясь в струях воды, чтобы не выдать то, что всколыхнуло ее вторжение. Хватит. Параллели не доводили ни до чего хорошего, по крайней мере в последние дни он только ошибался. Они в очередной раз были в состоянии молчаливой войны, и желание повторить то, что происходило в декорациях первой поездки в Вегас могло напрочь разрушить хрупкое равновесие.
Сочельник. Всё правильно, все стремились побыть вместе с семьей. Ему не нужно было отвечать, чтобы она почувствовала его согласие с ее решением. Что-то все же оставалось неизменным, пусть сама Маргарет улепетывала от него во всю прыть, едва справившись с равновесием у порога, стоило ему лишь двинуться в ее сторону. Страх за него или за себя? Вопрос без ответа, как его так и не высказанные соображения о головной боли, да и нужны ли были ей ответы в попытке просто забить неловкую паузу, где он раздет, а она не стремится обратить обыденность в очередную провокацию.
Чистые вещи ждали на том же кресле, откуда исчезла грязная одежда. Дамиан слишком привык к заботе обслуживающего персонала, чтобы думать, что этот жест означал для Маргарет, да и вообще просто устал думать.
«all that I have is this old dream» Дамиан

У Стива давно отпало какое-либо желание производить на окружающих приятное впечатление, однако ему не приходило и в голову, что сегодня многим прохожим казалось, что встретились с сумасшедшим; еще бы после бессонных ночей вид его оставлял желать лучшего: под глазами проступали водянистые мешки, отросшая щетина колкими опилками покрывала внушительную квадратную челюсть и спускалась на тонкую точно у ламы шею. Немытый, запущенный в сильно помятом костюме и несвежей сорочке, вдобавок пропахшей кислым молоком, миновал десятки недовольных людей и по переходу выбежал к лифтам. Он не сразу сориентировался в болезненно освященном коридоре четвертого этажа. Потребовалось вдохнуть немало запаха хлорки и больничной еды, прежде чем увидел у дежурного поста автомат с сэндвичами, шоколадными батончиками и сладкой газированной водой, вокруг которого прыгал кучерявый мальчишка. Коллинз знал все о декларировании доходов физических лиц с целью получения налоговых вычетов, но абсолютно ничего о том, как утихомирить своего семилетнего ребенка, уже через долю секунды скрывшегося за дверью палаты.
Невесомое онемение в теле, казалось, ослабело, зато внутри левой ноги заработала с грубой силой воткнутая пластина, раздирающая плоть инородностью, как фабричный гарпун мертвую тушу коровы.
«и в огне не сгорит, и в воде не утонет.» Дуглас

(не)контролируемое безумие

Лучшая игра недели

Вопли парня об убийстве заставили Энджела испытать лёгкое замешательство. Слегка отшатнувшись, не разжимая пальцев на рукаве рубашки, рыжий хмуро и неодобрительно заглянул в лицо умоляющего о пощаде Гейла. Остатки симпатии и снисхождения, которые ещё могли оставаться в нём к этому студентику, испарялись с каждой секундой. Гейл раздражал. Невыносимо.
- Да заткнись ты уже, - вполголоса прошипел Энджи, как следует встряхнув парня за руку, словно пытаясь привести того в чувство.- Чё ты разнылся как баба? Возьми себя в руки и подотри сопли, я не…
А потом Гейл Роджерс сделал кое-что очень и очень глупое. Энджел тихо вскрикнул, отпуская руку студента, схватился за голову, прижимая волосы у корней, чтобы облегчить боль. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, застилая взгляд мутной пеленой. Мальчишка попытался примериться, чтобы садануть носком кеда по коленке этого грёбанного идиота, но удача сегодня была не на стороне дураков. Поскользнувшись, Гейл рухнул на пол. Энджел, потирая кожу под волосами, тяжело дыша от злости и негодования, остался стоять, глядя на парня сверху вниз блестящими, как у разъярённой кошки, глазами.
Он ведь правда не собирался трогать этого кретина. Не сейчас, в любом случае. Он достал им ссаное пиво, он пытался привести Гейла в божеский вид, так как сам студентик на это был неспособен и нуждался в няньке. Энджелу просто хотелось провести вечер в компании, о которой он всегда мечтал. Он готов был терпеть присутствие Роджерса, его блеющий голосок и постную рожу ради этого. Он не хотел причинять никому вреда! Но этот тщедушный цыплёнок так и напрашивался. В конце концов, любому терпению наступает предел.
- Замолчи, замолчи, ты, жалкий кусок дерьма…
Энджел

Кровь уже не так бурлила, ярость растаяла, оставив беспокойство и легкую тоску по любовнику, который в запарке подростковой обиды уехал с не пойми кем в чертов мотель. Нет, как ни странно, за Энджела он не беспокоился, потому что его мальчик мог себя защитить, но в тоже время Рокки думал о том, как бы поскорее забрать его и спросить, какая муха его укусила. Может быть, Рокс был не слишком умен, но он прекрасно понимал: Харт не станет просто так психовать и ныть, что-то случилось. Но что? Мун беспокойно вздохнул, провел ладонью по волосам и прикурил очередную сигарету, ощущая себя каким-то взволнованным, будто что-то должно произойти, хотя он понятия не имел – что именно. Мотель ему не нравился, он казался ему страшноватым и заброшенным, хотя, наверное, Энджу подобное место наверняка понравится, у него были странные вкусы.
Единственное, что неожиданно пришло на ум – в этой пустынной местности вряд ли кто-нибудь услышат, как кричат случайно прижатые к ногтю студенты. Рокки повел плечом, оттолкнулся от Миртл, прошел мимо пурпурного джипа, оглядывая его с легким презрением. Нет уж, никогда бы он не сел в эту пафосную развалюху, едва ли способную удовлетворить даже менее взыскательный вкус. Мун прошелся мимо номера, в котором слышалась музыка и голоса, но он видел, что Энджел вышел оттуда вместе с этим пидором.
Рыжий не видел его, но это не значит, что он не следит за любовником, просто Рокки решил, что мальчику нужно свободное время, немного пространства, чтобы ощутить себя самостоятельным. Но Мун прекрасно слышал, как визжал Гейл, хотя сначала толком и не понял, что произошло. Только в момент, когда он увидел растекающуюся кровь, внутри что-то сладко вздрогнуло, а сердце забилось.
Рокки

follow my lead

- На чем мы остановились?
- Что ты абсолютно безбашенная, чокнутая и сумасшедшая и все этом в одном очаровательном костюме развратной красной шапки с необычными пирожками в корзинке, - выдал я после долгого молчания и попытками успеть за этой особой.
Нет, серьезно, я никогда не встречал такую быструю смену эмоции и действий. И как для полного неспециалиста по расслаблению путем приема запрещенных препаратов, я не сразу подумал на них. Грешил, мол, обычная женщина со сменой настроения в доли секунды, когда семь пятниц на неделе, когда тараканы в голове носятся и один за другим «хочу мороженное, а может погулять, ой снег выпал, а какая сумочка!» и у каждого свои мысли, которые не повторяются. Ей-Богу, будь я таким тараканом, я бы просто уже застрелился, задолбав самого себя, и решив, что это единственный выход.
И все же я здесь, все еще в ее компании, пытаюсь угнаться за ней, прикусывая нижнюю губу после поцелуя и рассматривая, как короткая юбчонка прыгает в такт ее движениям, вновь открывая миру прелестное бельишко. Люблю я таких женщин, раскованных, что не ставят себе какие-либо рамки и готовы на приключения, риск, по крови несется азарт, и совсем не прочь провести ночь в приятной, естественно, моей, компании. С такими было просто, весело, беспроблемно, когда нужно думать, как же подкатить, что сказать, что предложить выпить, еще разводить на разговоры, показывая, что у вас есть общие темы или тебе вообще интересно, что в этой симпатичной голове, тут просто берешь, закидываешь на плечо и валишь в долгий и продолжительный закат, когда даже само место уже неважно. Да хоть на этой же крыше.
Майкл

Внимательно следую взглядом за своим спутником на сегодняшний вечер, а может и ночь, который по-хозяйски закрывает дверь на засов, резюмируя свое нежелание быть замеченным, деловито и в своей слегка наглой манере упрекая меня в обратном, на что я корчу недовольное лицо, безутешно надеясь, что несмотря на маску, он заметит это.
- Иногда они могут добавить горчинки, - игриво отвечаю, когда он снова оказывается поблизости. И мы опять окунаемся в эту тягостную, приятно ноющую в низу живота агонию поцелуя, который на сей раз остается не прерванным, а полноценным и оттого столь сладостным, что хочется продолжать и продолжать. В нескольких отрывках между чередой жадных, смелых и весьма нескромных слияний губ, я улыбаюсь, вызывающе прислоняясь к мужчине в доступной мне позиции. Закрывая глаза, я проваливаюсь в бесконечный поток сознания, который стимулируется таблетками, увлекая своей зыбучестью и пёстрыми всплесками ощущений. От каждого касания меня пронизывает буквально волна настолько сильного желания, что я не в силах совладать с этой скромной традицией обязательной прелюдии. Черт побери, я уже готова ко всему! Переняв инициативу в свои руки, я перебираюсь к дьяволу на колени и отчаянно посыпаю открытые участки кожи, не спрятанные костюмом, нетерпеливыми поцелуями. Не желая долго оставаться в такой недоступной к телу позе, я стаскиваю мужчину на голую поверхность крыши, однако и положение под ним меня не шибко устраивает – я хочу решительно дать понять, что ждать мне совершенно не хочется. Резким толчком я отстраняю его от себя, чтобы перекатить на лопатки, и мне это удается в конце концов.
Бонни

This is the start of how it ever ends.

Мое двадцать пятое рождество заползало за воротник темного пальто зябкими снежинками, вырывалось изо рта густыми клубами пара и оседало на бровях серебристым инеем. Оно покалывало морозцем, хрустело под ногами, заполняло легкие холодной ясностью, и, куда не посмотри, было свежим и пронзительно-прозрачным. Будучи всегда чуть горячее, чем того требовал мой личный лечащий врач, я превосходно чувствовал себя на легком, наполненном падающими снежинками морозе и чувствовал в себе растущую потребность испытать весь must have каникул на горнолыжном курорте и немного сверх меры, как раз натянуть нервы и попытать счастья сломать себе позвоночник. Но, се ля ви, в это Рождество я был не один.
Мое двадцать пятое Рождество цеплялось за рукав и без остановки ворчало из-под натянутой на глаза шапки, закрывая мерзнущие губы теплыми вязаными варежками. Оно стремилось залезть мне под пальто, засунуть мерзнущие пальцы в рукава, и при малейшей попытке отойти от меня на два метра чувствовало задом холодок и неслось обратно, залетая в теплые объятия с руками и ногами. Шла отчаянная борьба изнеженности и любопытства - как итог, мое Рождество было заочно всем недовольно, хотело в тепло и каждые пять минут просилось обратно.
Как вы уже поняли, идея вытащить нас в Альпы принадлежала мне, и Мика такому подарку в коробке с красным рождественским бантом до поры до времени даже радовалась.
Ее мучения кончились, когда мы залезли в теплое такси, и я привычным жестом по-хозяйски положил свою лапищу ей на бедро. Мимо проплывали картинки телевизионной рождественской сказки - дома под стать пряничным, заснеженные ели, счастливые лица.
Леонард

Если меня спросят, как я хочу провести ближайшее рождество, я бы не задумываясь ответила – Милан. Или Париж. Или Лондон, Барселона, Канары, Бали. Вариантов, в общем-то много, и они никак, ну совсем никак не пересекались с чертовыми Альпами, где по ночам темно, как у негра в пятой точке (я не расистка, просто так говорят) и холодно – всегда, черт возьми, всегда холодно. Иногда мне кажется, что даже у камина я когда-нибудь покроюсь тонкой корочкой льда – и это еще я тактично затыкаюсь о постоянно промокающих и замерзающих ногах, красном носу, которому дышать тяжело от замерзающего содержания (что естественно, то небезобразно), и пальцах, которые я не могу согнуть уже через пять минут после выхода на улицу. Возможно, в ворчании Гейбла есть определенный резон, и шерстяные варежки спасают куда лучше, чем дизайнерские перчатки из тонкой бежевой кожи ягненка, но красота требует жертв! В первую очередь, естественно, его жертв, потому что все равно в итоге это будет не моей головной болью, если я простужусь и заболею.
Вообще-то первые пару дней после торжественного вручения романтической поездки для двоих в Альпы я даже радовалась, фоткала перевязанный темно-бордовой атласной лентой конверт (мой мужик – самый лучший мужик в мире как минимум потому, что поддается дрессировке, и уже год спустя точно знает, что все подарочки должны быть не только содержательно правильными, но и красиво преподнесенными), выкладывала в инстаграм и хвасталась завистливо прищуривающему глаза Уоррену, который, в отличие от меня, любил зимние виды спорта и даже умел их готовить. Мой заряд оптимизма заметно поиссяк, когда от холода у меня начала дрожать челюсть.
Микаэла

Welcome to my silly life (c)

Джордан смущённо потупила взор, но довольной улыбки сдержать не смогла. Ей было странно слышать такие слова от парня, странно, но приятно. Приятно было осознавать, что кто-то будет ждать встречи с тобой, кто-то пожелает отложить свои дела, ну, или наоборот, взвалить на себя дополнительные, чтобы увидеться с тобой. Джордан не пользовалась популярностью у противоположного пола и прекрасно это знала, а потому не тешила себя несбыточными мечтами. Она не была девочкой-солнышком, согревающей окружающих своими тёплыми лучиками оптимизма и заряжая их позитивом. И если ты при этом не являешься писаной красавицей с загадочным прошлым и томным взглядом, кавалера тебе не видать, как собственных ушей. Девушка уже почти пообещала Рену прийти, но вовремя себя остановила.
- Ничего, значит, прогуляемся, - заключила она, украдкой бросив тоскливый взгляд на дом, где обитала этим летом её семья. Странно, что Рен не знал наверняка кому принадлежит этот дома, странно, что он не слышал о том, что в семействе важной политической персоны обновления. Впрочем, едва ли он интересовался политической жизнью Нью-Йорка или светской жизнью Лонг-Айленда. И это играло Джордан на руку. Она не могла объяснить, почему не хотела, чтобы Рен узнал её историю. Возможно по тем же причинам, что заставили и его соврать девушке о своей семье: не хотелось, чтобы другой человек делал скоропалительные выводы до того, как узнать тебя получше.
А так они болтали обо всём на свете. Рен попросил Джордан поподробнее описать маяк, и тут уж она на эпитеты не поскупилась. Японец, в свою очередь, рассказывал девушке о своей любви к океану и сёрфингу.
Джордан

Она обрадовалась встрече. Действительно обрадовалась, о чем говорила широкая и искренняя улыбка. И Рен сам невольно ее отзеркалил. Хотя, казалось, улыбаться шире уже некуда. Джо ему нравилась. Действительно нравилась. С ней было легко, спокойно и комфортно. И парень был бы рад, если бы они стали друзьями. В Чикаго… не то чтобы у Рена было много друзей, но общаться с людьми было проще. А вот в Нью-Йорке с друзьями напряг. Да даже не с друзьями, а просто со знакомыми. И Рену очень хотелось удержать ту тоненькую ниточку… взаимопонимания, что протянулась вчера вечером между ним и Джо. Дальше он пока что как-то не заглядывал.
На слова о том, что купальник девушка захватила, Рен вновь широко улыбнулся. На «спасибо» за футболку, только тихо рассмеялся. О какой благодарности вообще может идти речь, если по его вине девушка намочила свою одежду? Впрочем, озвучить мысли он не успел.
Пожалуй, Крис был его наказанием. Карой богов. Кармой. Или как там это все называется? Иногда Рену хотелось спросить высшие силы – за что? Но потом он вспоминал собственные прегрешения, сославшие его в этот город, и прикусывал язык. Было за что. За свою недолгую жизнь грешил он не мало. Так что Крис был еще самой нежной расплатой.
- Я? Обижу? Скорее это ты для нее угроза, Савазаки. И что ты мне сделаешь? – Рена Крис не боялся совершенно. И эти его угрозы вызывали лишь насмешливую улыбку. – Папочке пожалуешься? В суд подашь? Так один раз уже не прокатило.
Эту историю, с судом, не знал разве что только ленивый. История умалчивала о том, кем был брошен первый камень, но слухи и сплетни, касающиеся нового ученика, распространились по школе со скоростью света.
Рик

L'ete indien

Свежий воздух быстро остудил голову. Эмоции улеглись. Остался стыд. Девушка с содроганием вспоминала произошедшее полчаса назад. Появление в полуголом виде. Неуместная реакция на несуществующую химию между ней и монстром. Со стороны Бена ничего не было. Тишина. Он накормил завтраком. Налил кофе. Но его сбившееся дыхание? Выдумала. Она «видела» то, что хотела. Прикасался ли Арчер к ее ноге? Велика вероятность, что блондинка окончательно сбрендила и перестала отличать глюки больного воображения от реальной действительности. Она ненормальная! Чокнутая! Полоумная! Жалкая… какая же она жалкая! Чувствовала себя старухой, сгорбившейся под тяжестью пережитого. Предательство и насилие состарили душу. Телу тоже изрядно досталось. Потасканное, перепачканное, покрытое множеством шрамов… оно давно утратило былую привлекательность. Подвал, побои и болезни. Мария поседела в тридцать лет. Помнила отражение в зеркале. Без слез не взглянешь на обтянутые кожей кости и бледную кожу с оттенком синевы. За год ситуация только усугублялась. Поставив на себе крест, девушка почти не следила за внешним видом. Зачем слепой зеркало? Джайя пыталась спасти ситуацию. Все слишком хреново, раз подруга решила взять над ней шефство. Заставила комод баночки с кремами.  Устраивала салон на дому. Только тактичность и хорошее отношение не позволяли Джайя сказать прямо, что ее ровесница выглядит на полтинник с копейками… и это в лучшем случае. Бетанкур мало заботили морщины и мешки под глазами. Наоборот, она считала осунувшийся облик дополнительным оберегом от монстра. Зверь привередлив. Он не станет бросаться на протухший бесформенный кусок…
Мария

Это не должно было происходить, но он вновь чувствовал зарождающееся в груди тепло. Стоило прикоснуться к девушке и вся выдержка летела к чертям. Каждой клеткой своего тела Бен ощущал ее близость. Слышал прерывистое дыхание, стук ее сердца, чувствовал запах и понимал то, что она слишком много думает. Опять. Когда в ее голову заползали далекие от него мысли, на лбу выступали морщинки, а глаза становились слишком сосредоточенными и темными. Будто она закрывалась от него, чтобы он не коснулся самых сокровенных дум. Она думала о нем? Или нет? Не все в ее мире сосредоточено на нем. Рядом с девушкой он оставил только тьму и боль. Она мечтала вырваться из этого порочного круга. Стать свободной и вновь способной дышать без него.
Боль незаметно подкралась слишком близко, кутаясь в толстом ворохе ледяного ветра. Бенджамин почувствовал, как холод ползет вдоль позвоночника. Эта был иной холод, не созданный природой. Холод исходил от него самого, когда он пытался представить, какой может стать его жизни без Марии. Темная. Ледяная. Слишком одинокая. Он ухватил сильнее девушку за ладонь. Перебирая между пальцами каждый ее палец, пытался унять нахлынувший страх. Ему было необходимо чувствовать ее, чтобы не поддаться кошмару. Это место могло стать тем самым, куда Бен бежал от настоящего, от реальности. Затерявшись здесь на минуты и часы, боль притуплялась. Он возвращался в прошлое. Вырысовывая перед собой девичьий обнаженный образ. Как она склонялась к руяью, зачерпывая воду. Холодные капли стекали по лицу, скатываясь к шее и еще ниже к груди и торчащим соскам. Проклятье!
Наверное, это было глупо - вспоминать моменты их прошлого.
Бенджамин

Кит
посмотреть

Джиневра
посмотреть

Алесса
посмотреть

Вероника
посмотреть

Мэд
посмотреть

Вероника
посмотреть

Не все можно купить за деньги. А жаль. Тогда бы у человечества было бы гораздо меньше проблем, если бы у всего была своя цена. У судьбы есть свой прайс-лист, только мы его никогда не увидим в глаза и можем только догадываться, сколько будут стоять наши выходки и какая после за них придет расплата. Я давно усвоил, что если пустить все на самотек, то ничего хорошего из этого не выйдет. Судьба, как и любая женщина, да и любой мужчина, любит и благосклонна только к тем, кто умеет доказывать, что он чего-то стоит, а, поверь, кое-что в этой жизни умею и знаю. Нам только предстоит с тобой познакомиться, но я уже хочу рассказать тебе о себе. Я ничем не отличаюсь от других людей: также работаю и отдаю все силы своему делу, детищу, за которым я ношусь как маленький ребенок, переживая и волнуясь за то, чтобы мои галереи и дальше оставались на том уровне, на который я вывел их сам. Помощь? Я не приемлю помощи и не умею ее просить. Уж не знаю, кому стоит сказать спасибо за это, себе или судьбе, а может отцу, вопреки которому я отправился много лет в Австрию, и сам всего добился. А вообще, я считаю себя вполне удачливым человеком. Ты спросишь, с чего бы это вдруг? Ну например, удача помогла мне свернуть на правильном повороте и встретить тебя. Я чертовски устал за сегодняшний день, поэтому я ехал с мыслями, что я доберусь до дома, пропущу пару стаканов скотча и верну к себе прежние силы, но как назло я собирал каждый светофор, который встречался на моем пути. Оказалось, не на зло, а на удачу. Впрочем, об этом позднее. Я опять стою в пробке, облокотившись левой рукой о дверцу своего автомобиля, правой я нервно постукиваю по рулю в ожидании смены красного света. Да, я чертовски во всем нетерпелив и не люблю терять свое время зря. За свои тридцать пять лет жизни я понял еще одну важную вещь: времени слишком мало, чтобы тратить его на разную ерунду, например, пребывание в пробке. И когда ты поймешь это, уже после знакомства со мной, ты не сможешь не согласиться с этим.
читать продолжение: «.сердце рвется из пустоты»

Вот сейчас сижу, улыбаюсь, как действительно самый настоящий дурачок и понимаю, что безмерно горжусь тем, что именно я тот самый человек, для кого ты пишешь свои невероятные посты. И пусть я повторюсь уже в сотый раз, а может и в тысячный, за столько-то лет, что мы играем вместе, но я действительно каждый раз зачитываюсь тем, что ты пишешь. Каждый раз сижу, борюсь с различными эмоциями, которые разрывают меня после твоих постов и не понимаю того, как именно у тебя получается настолько проживать эмоционально кусочки жизни своих персонажей. Что бы мы с тобой не отыгрывали, у тебя всегда настолько все тонко, точно, что в какой-то момент, персонажи прекращают быть персонажами и становятся настоящими живыми людьми. В какой-то момент, ты действительно прекращаешь дышать, когда читаешь, боясь спугнуть, переживая, что от твоего лишнего звука, все моментально изменится и люди, за которыми я в эту секунду наблюдаю, закроются и больше уже не захотят делиться своим миром. Выталкивая меня из него. Наполняя меня горечью утраты. Может быть, именно от этого, я так тяжело расстаюсь со всеми историями, которые мы с тобой придумываем, буквально со слезами на глазах понимая, что у нас нет времени, нет возможностей писать за них дальше и это по-истине твоя вина, родной мой! Вина тебя, как человека, который с годами нашей игры стал писать в тысячу раз лучше, чем в тот день, когда мы с тобой только познакомились. Вина человека, который пленил меня своим талантом, заставляя тянуться за ним и совершенствоваться следом. И словами не передать того, как же я рад, что мы с тобой прекратили бояться своих идей, желаний, думая, что если сказать, то другой покрутит пальцем у виска и у нас с тобой в итоге появились Стефан с Клементом. У тебя невероятно сильный Стефан и я как ребенок готов хлопать в ладоши от того, что он именно мой. Что именно для меня ты раскрываешься и с этой стороны, пусть очень много лет мы с тобой и играли совершенно другие сюжеты. И я хочу пожелать тебе, мой хороший, чтобы ты и дальше получал удовольствие от игры. Ждал постов от меня так же, как их жду я, ходя и переживая, когда их нет долго, а я очень переживаю, как и бегу после читать их, наплевав на время суток, пространства, где я нахожусь и в момент чтения, переносясь совершенно в другой мир. И хочу пожелать тебе, чтобы никогда ты не сомневался, что наша с тобой игра – это все, что действительно меня еще будоражить в мире ролевых и что здесь держит. Ты шикарный – помни это. Самый лучший и с каждым написанным постом, ты становишься еще лучше, оттачивая свои умения до того уровня мастерства, до которого мне самому будет уже скоро не добраться. И поверь, не я один это вижу и знаю. Люблю тебя и каждый из твоих постов, и вот уж точно никогда не устану тебе это повторять.    
(с) Клемент

Нил

Энджел

Рокки

Адам

Мэд

Джейд

Казалось, я влюбился в эту девушку с первого взгляда.
Нисса Кадди собрала в себе все самые лучшие черты ирландцев и шотландцев. О, в этом вопросе я был дотошен, с интересом изучая и тех и других, их особенности и нравы, я бы даже изучил ее родителей, познакомился с ними поближе, и… Короче говоря, мое тихое помешательство контролировалось лишь потому, что я знал, что я неудачник.
Семья Фрай представляла с собой крепкую ячейку общества, но далеко не идеальную. Родители славились своим мягким характером, скромностью, надежностью. Иногда я думал, что у них нет ни одного отрицательного качества, пока не понял, что они и не нужны, когда стеснительность была оружием куда более убийственным, чем открытая агрессия. Я вырос ребенком мягким, слабым, практически беззащитным, в тоже время чутким и внимательным к людям, что еще верил, что в человеке, в любом, можно найти что-то хорошее. Будь то соседский мальчишка, что вечно задирал меня и толкал в лужи или с дерева, одноклассник, таскающий мои тетрадки, списывающий и незаслуженно разделяющий со мной отличные оценки – а что мне было делать против угрозы физического насилия? Старший Фрай категорически был против драк, сдачи и жестокости, говоря, что в этом мире и так слишком много насилия, что нужно быть гораздо выше этого и заботиться о чувстве собственного достоинства. 
«Не сравнивай то, что у тебя внутри, с тем, что у других снаружи.» Дэвид

Как он допустил такое в своей жизни? Когда он упустил этот момент, что он мог уйти от жены. Это было так необычно и ново для него, но впервые он стал дышать полной грудью, и единственным желаем было видеть ее. Он знал, что заберет сына с собой, но ему нужно было проконсультироваться с адвокатом, он не хотел быть тем, кто отнимает детей от матери, но что-то подсказывало ему, что она не заметит, если ребенка не будет рядом, а пока, пока он ехал туда, где хотел оказаться. Они с утра пришли к тому, чем заканчивалась каждая их встреча, разошлись каждый по своей жизни, оставляя постель номера отеля остывать.  Но чувства тлели, где-то внутри, не смотря на отрицания. Интересно как долго они смогли бы жить в таком ритме, пока не сгорели бы в пылу своих чувств.
     Во всей этой ситуации, он переживал только из-за сына. Мужчина не хотел оставлять его, но жить так было нельзя. В любом случае, при любом раскладе, была обиженная сторона, будь то Оливия, или его жена или их сын. Противное чувство вины, поднимало голову, но Раймонд запихнул его куда подальше. Лучше сейчас, когда еще есть силы что-то решать, а не плыть по течению. Когда любовь уходит у одной пары и приходит к другой всегда остается один несчастный. Правда он понимал, что у них давно нет любви, секс с женой был как обязанность, работа. Красивая, но бездушная. Можно было с таким же успехом ебать надувную куклу.
«Пора расставить все на свои места» Дилан

Оуэн был по натуре таким человеком, которого вдохновляло движение в любом его виде; путешествия, прогулки, новые начинания – все это придавало ему сил, пробуждало желание жить и расти вместе со стремительно меняющимся миром. Будучи мальчишкой, он то и дело получал тумаки за свою неусидчивость; родители всерьез задумывались порой о том, чтобы определить его в закрытую школу для мальчиков или пансионат, чтобы его научили манерам, без которых не стать успешным человеком, но к старшей школе юноша научился ловко балансировать на грани между безалаберностью и ответственностью. Его природная изворотливость, хорошо подвешенный язык и компанейских склад характера сделали свое дело – его обожали если не все, то большая часть преподавательского состава, и, соответственно, закрывали глаза почти на все провинности, стоило Ньюману улыбнуться и вовремя вставить пару нужных фраз.
Он действительно легко умел находить общий язык даже с самыми сложными людьми. Но, увы, его таланта не хватало для того, чтобы поддерживать нормальные отношения с матерью – возможно именно недостаток ее тепла Оуэн компенсировал огромным количеством человек, с которыми он одновременно поддерживал связь; в школе это было очень легко делать, в университете – чуть сложнее, но к тому времени у него в жизни уже появился один, самый важный и самый главный друг.

«Do you believe in soulmates?» Исабель

За последние месяцы их семейная жизнь превратилась в иллюстрацию к теории хаоса: вместо взмаха крыльев бабочки – невысказанные слова, телефонные звонки, оставленные без ответов, чужие голоса, звучавшие двусмысленным фоном во время редких разговоров, скандальные заголовки в прессе, расшатанные нервы и практически утраченное доверие; вместо урагана на другом конце земного шара - буря в стакане, наполненном виски или красным вином, которая разливалась в их реальности лавиной или цунами, накрывая квинтэссенцией из громких ссор, молчаливых обид, ревности, злости, оглушительных истерик, неоправданных надежд и неосуществимых желаний: Маргарет хотелось, чтобы Дамиан был рядом, но ему необходимо её понимание, почему он далеко.
Они находились на той грани, когда одно неловкое движение могло повести за собой непоправимые последствия. Их штормило из стороны в сторону, кидало от берега к берегу – из крайности в крайность, будто испытывая на прочность и на способность удерживать равновесие, балансируя над пропастью, а возможно подталкивая к неизбежному. Иногда Маргарет казалось, что её нога соскальзывала с парапета, и она стремительно неслась в бездну, чувствуя, как ледяные порывы ветра обжигали кожу, без шанса спастись – ведь нельзя ухватиться ладонью за острые выступы из воспоминаний, которые царапали кожу, нанося смертельные раны. 
«all that I have is this old dream» Маргарет

«Что ты знаешь о любви, моя бедовая?» - думает Лис, прокручивая слова Элис в голове, медленно-медленно и топко, погружаясь в море ошибок по самую макову. Впрочем, знает ли он сам об этом хоть что-нибудь? Ходя вокруг да около, касаясь друг друга только кончиками пальцев, они так далеки, что не докричаться, не дозваться. Она бы не вытащил меч из его груди, потому что искренность тут только в улыбке и умном взгляде, который выдаёт в Элис натуру куда более глубокую, чем она хочет показать. Элиас пожимает плечами, потому что любовь, о которой она говорит, любовь к божеству. Земное, гнусное, терпкое, порой обидное, порой нечестное – вот, что бывает чаще всего. Если бы люди были идеальны и пусты, бесполы и сосредоточены на внутреннем, то они бы и любили друг друга так сладко, так по-настоящему.
Лис любил Элис не так. Он любил её так, как мужчина любит женщину, не обожествляя, но желая больше, чем что-либо другое в мире. И вряд ли бы Элис это оценила, потому что он был человеком, существом из плоти и крови, и совершал больше ошибок, чем готов был признать.
- Может быть, – уклончиво отвечает он, немногословный и выгоревший, хотя должен бы быть полон счастьем и теплом.
Но он помнит, что привело их сюда, во влажный рассвет в непонятном городе, чьи легенды таят в себе боль и страх, и одиночество…
«Я ненавижу, когда меня кто-то лечит.» Элиас

У каждого должен иметься план на весь остаток жизни - это нечто такое, что идёт по умолчанию. По крайней мере, Рицио слышал об этом, хотя, при ближайшем знакомстве практически с любым человеком обнаруживалось, что это не совсем соответствует действительности. Но большинство людей, не имеющих в запасе безграничного количества средств и времени, вынужденные сами обеспечивать себя, свои нужды и потребности близких, если таковые достались им по праву рождения или были приобретены в процессе, держат в голове хотя бы приблизительный набросок своего будущего на несколько лет вперёд.
"Что я буду делать когда" - стандартна преамбула для ввода всякой новой переменной, в конце длинной череды условностей обязательно должен гореть радостный и яркий маячок надежды, веры в лучшее будущее. Никто не говорит себе: через двадцать лет я буду всё так же гнить на мало оплачиваемой должности в месте, которое ненавижу, заниматься вещами, которые убивают мою душу только ради того, чтобы поддержать своё увядающее усталое тело, равнодушный ко всему и ни о чём больше не мечтающий. Никто не верит в возможность плохого исхода. Наверное, таким образом человеческая психика защищает себя от окончательного разрушения ещё на старте.

«Ненависть с первого взгляда» Энджел

This is the start of how it ever ends.

Лучшая игра недели

Микаэла жила в совершенно особом мире, который мало имел общего с суровой жизненной реальностью - что греха таить, я сам этому всячески способствовал, потому что показывать ей декорации счастливого настоящего и профессионально улыбающихся людей с рекламной обложки было гораздо безопаснее для нервов (моих, кстати, в первую очередь, ну и не будем забывать об окружающих). У Микаэлы, к сожалению, над лбу нет этикетки, что она требует особого подхода и надлежащего ухода, поэтому люди зачастую не знают, куда лезут - она с огромной вероятностью устроит вам деликатную стирку головного мозга, для неподготовленного человека - смерть самооценке. Поэтому с окружающими людьми (читай, челядью, коей, мне кажется, я сам иногда являюсь в ее глазах) в основном общаюсь я. Она жила в этом мире - и слава Богу, потому что, скажу я вам честно, жила она там самозабвенно и никаких столкновений с реальностью не выдерживала.
Вот теперь эта женщина готова бегать по потолку, потому что в ее розовом мире паучки не выглядывают шестью глазками из-под старой коробки с дисками на чердаке, и меня радует только один факт - туалетов в доме два, так что мне не грозит умереть от разрыва мочевого пузыря, даже если она решит пережить в туалете атомную войну (и обвинить в ней того самого несчастного паучка. По-мужски я ему, конечно, сочувствую). Я, конечно, для виду потряс дверную ручку, а затем отошел на безопасное расстояние к стеночке, вожделенно оттопырив ухо - поверьте, она вам сейчас выдаст таааакую тираду... у меня была как-то идея записать все ее перлы на диктофон, смиксовать и подарить на день рождения, а еще лучше - написать песню, целиком и полностью состоящую из ее цитат, но так и руки не дошли. К сожалению, она не любит музыку, не понимает моего желания затащить в квартиру рояль, а на моей гитаре играет также, как на гуслях - правда, по моим налившимся кровью глазам понимает, что сделала что-то не то, и ретируется опять же в тот самый туалет.
Леонард

Взаимопонимание – непозволительная роскошь в наше время. Например, я до определенного момента считала, что держащиеся за руки счастливые парочки, понимающие друг друга с полуслова и вот-вот начинающие читать мысли бывают только в полнометражных голливудских фильмах с неизменным хэппи эндом и оптимистичной музыкой во время титров, как бы убеждающей зрителей, что у героев действительно все будет супер гуд. Впрочем, «до определенного момента» было ключевой фразой. И сейчас бы самое время пошутить на тему Газпрома и сбывшихся мечт, но более правильным будет выражение «сбылась мечта идиота». Потому что как оказалось, знающий тебя как свои пять пальцев парень – вещь не столько бесполезная, сколько критически опасная. Дело даже не в том, что малейшее поползновение налево будет пресекаться еще до сформировавшейся в голове мысли – в отличие от моего полигамного друга Уоррена, девочка Краузе не изменяет, и это принципиально. Так же и не в том, что соврать получается крайне редко (читай: никогда), под пристальным взглядом с критическим прищуром еле сдерживая вот-вот готовую выступить красноту щек. И не в том, что по части где пощекотать (и не только пощекотать) Гейбл даст фору любому, профессионально изучающему человеческое тело. Просто даже когда я решаю встать в позу, запереться в туалете и обиженно взирать в душу Гейбла через закрытую дверь, ему нужно всего пять минут, чтобы вытурить меня с насиженного местечка. Я даже новостную ленту фейсбука не дочитала – ни стыда, ни совести, ей-богу!
- Не смей! Не смей, засранец, кому говорю. Мой багаж – это святое! Пиздюк, -  последнее сквозь зубы, - А тебе только дай повод, чтобы запустить свои загребущие ручонки в мое белье, а вот фигушки тебе! Одену бабушкины панталоны, будешь знать, как меня шантажировать, – на повороте несильно (по его персональным ощущениям, по моему же рассчету он должен был отлететь к стене) толкаю его бедрышком и убегаю вперед, не забыв по пути обернуться и показать ему язык.
Микаэла

и воздух под ним становится камнем у распахнутых настежь

Всё происходит вокруг тебя: кособокие скульптуры, покосившиеся балки, сломанные собаки - ползут под потолком, искривляют пространство. У бесстыжих кукол неуклюжие лица, у полиэтиленовых трупов - вереницы проводов. На вымаранных краской стенах танцует на пяльцах заколдованное безумие. Абсурд кульминации растекается воском в чернушный ужастик, спотыкается о плюшевого единорога и в бессмертном ужасе забивается под входные билеты в no loyalty.
Замужество - плащ венценосных - тянет златом ко дну в зимнюю стужу, не скинешь, как кольцо в колодец.
Оборачиваться в шерстяную шаль бегом в босоногие вечера, в стылую кухню, ленточку на девичьем запястье - у Джейн нет нераскрытых карт, не расстрелянных слов, только ворох подначек, зубочистки чужих костров.
- Тебе пригодится в полете подушка.
- А тебе в кабинете нет?
- Нет.
- Да, да. Заканчивай спорить.
- Херня бесполезная.
- Вот он, вылез на свет искусствовед, а не шваль ирландская.
- Катись давай в свои пески Сахары, злыдня.
- Ты возьмешь эту херню бесполезную или будешь страдать до конца своих дней, зуб даю!
- Развела, как маленькую.
С предысторий рассыпается малахитовая крошка. Никто не ходит по соломенным дорожкам, чтобы успеть проснуться. Вырой ямку, опусти нитку с иголкой - и услышишь, как катится на заре пустое ведро.
Так стояли в аэропорту
в сахарной вате
по локоть.
Чарли

Как быть пожизненным заключённым в промозглой камере два на два квадратных, барельефных серым монолитом, метра, слыша украдкой шум полосатого армированной решёткой окна морского прибоя о грунт песочных скал, но никогда не коснуться пенистых пузырьками волн шершавой холостяцкими порезами уценённого ножа ладонью. Как почуять последний выдох увядшей из-за хладного климата розовой ватной орхидеи у холма зарослей колкого терновника, прежде чем её, - цветовым отблеском последнего мига, - бутон сокрушенно опадёт вниз коленей осенней листвы. Как вынырнуть из раскалённой до предельного бела вулканической магмы тропиков, собирая вместо обожжённых жаром конечностей в золу культей мифические алмазы, рубящие поверхность кожи в средневековые стигматы.
Если мы живём ещё, то скорее всего меж пластов ушедших в долины свершений и не нахлынувших библейским потопом радиоактивных осадков.
Он чересчур неестественно потеет духотой в человечий толпе. Множество лиц шастают обрывками скомканных личных писем без восковой печати мимо воткнутых вдоль зрачков; домохозяйки, сжимающие толстыми пальчиками ручки зернистых мишурой пакетов; молодые пары, ловящие последнюю канитель небесных снежинок сосочками бордовых от дешёвых леденцов языков. Звук празднества, иногда, перемешивается с суетой монотонного белого шума центральной улицы и тогда, будто по велению бесхребетного кислого древностью джина, его барабанные перепонки застилает тупость разумного молчания мыслей.
Кайя

The Sound of Silence

Вор, так или иначе, готов к любому повороту сюжета. Конечно, полагаясь на свои навыки, он так же чутко ловит тот момент, когда смог достичь цели, а когда не смог. Черта, с которой не научилась справляться Эрин. Пойми она тогда, что пытаться украсть Камень во время ритуала – гиблое дело, то ничего бы не было. Ни чумы, ни голубых маков, ни моих приходов. Отмычка ломается в замке, но не из-за голоса, что раздается за моим плечом. А из-за воспоминаний. Какая ирония. А желаемое было так близко, но кто сказал, что я его не заполучу? Не сейчас, так немного погодя. Только разберусь с тем, кто решил влезть в мое личное пространство. Двойные стандарты, да.
Тени все еще на моей стороне, поэтому моя фигура оказывается рядом со столом капитана, одним движением. Я всегда говорю, что не люблю магию, но продолжаю сам ее использовать. Как эгоистично с моей стороны, но когда что-то упрощает тебе жизнь, ты не можешь от этого отказаться. К хорошему быстро привыкаешь, а учитывая мой образ жизни, то эти слова только подтверждались, а не опровергались.
— Извини, но учеников не беру. Как показала практика – учитель из меня дерьмовый. Ученики мрут даже быстрее, чем распространялась чума. Печаль да и только.
Оставалось вопросом, как я не заметил постороннего в каюте, но что сделано, то сделано. Теперь же оставалось только рассматривать незнакомца, определяя насколько все плохо. Окно каюты, через которое можно было бежать – оставалось за чужой спиной, а за моей была дверь и команда корабля. Как ни крути один человек, отделяющий меня от свободы, казался наиболее простым путем.
— А ты не похож на местного капитана. Если только за неделю не успел сбросить несколько десятков килограммов и не обменялся глазами с мертвецом.
Аллан

— Какая жалость… — Не скрываю истинное сожаление в голосе, даже не знаю, что расстраивает больше: то, что мне отказываются давать уроки или то, что часть отмычки остается в замке сейфа. А, возможно и то и другое.  А между тем – этот шустрый персонаж весьма умело завладевает моим вниманием и, пока, столь же восхитительно удивляющий своими способностями, оказался у стола, буквально в одно мгновение. Разговорчивый. Можно сказать – располагающий к себе мужчина с занятной гетерохромией, насколько можно рассмотреть в свете свечи, жаль, что не видно лица полностью, кажется, его украшает заметный шрам. А вот рассмотреть мое лицо ему ничто не мешает, я не ношу ни шарфов, ни масок, разве что основная часть волос все же спрятана под плащом. – О, ты отметил «такие тонкости»? Как приятно… 
Даже не вериться, что хоть один представитель населения этого мира не стал, с непривычки, шарахаться по сторонам.
— С мертвецом? – Этот человек заставляет меня удивленно изогнуть бровь и рассмеяться, — Что-то новенькое в мой адрес. Знаешь, ты мне нравишься, давно не встречал разговорчивых собеседников. Удовлетворю твое любопытство, частично, я прибыл издалека... Очень издалека. Но какое это имеет значение, ведь важнее то, что происходит здесь и сейчас, верно? Я знаю, что многие из вас живут именно по этому принципу.
Может, не стоит ловить его вот так вот сразу? Любопытная цель и охота за ним должна быть весьма интересной, строго говоря, он и не успел при мне еще ничего украсть, да и я не то чтобы заступил на свою должность. Его, как и меня, скрывал плащ, но не думаю, что вор настолько глуп, чтобы начать прорыв к окну с боем. Воры редко бывают агрессивными. Разве что, когда чувствуют, что совсем в капкан попали, и иного выхода нет.
Дитрих

L'ete indien

Он не хотел возвращаться. Даже если это был конец для них, Бен хотел остаться в этом мгновении. Сохранить в памяти о «них» что-то хорошее. Просто остаться посреди многолетних деревьев и нашептывающих о прошлом ветрах. Запомнить родной образ и как трепетали его пальцы, прикасаясь к девичьей щеке. Вспомнит это, когда будет совсем туго... Когда тьма затянет в такую глубину, откуда ему уже будет не сбежать. Бен пытался искать для себя отговорки. Пытался убедить себя и Марию, что он сможет быть без нее. Он сильный. Они расставались уже не раз. Он сам гнал ее. Без него ей будет лучше. Она тоже считала, что без нее ему будет лучше. Он уже начал заводить... знакомых и друзей, был ближе к социуму был... почти человеком. Но где же они - эти люди - были сейчас? Их не было и Бен не нуждался в них. Даже не вспоминал. Не хотел, да и зачем. Они были просто прохожие в его жизни. Появлялись и также быстро исчезали. Только Мария всегда оставалась с ним. Была его якорем. Принимала его таким, каким он был. Мирилась с сущностью монстра внутри него и... когда-то тоже любила. Теперь и она захотела уйти. Уйти не для того, чтобы после вернуться. Уйти навсегда. Кого он обманывает? Он не сможет жить без нее. Этого никогда не случится. Вся его жизнь вертелась около нее. Бен не помнил себя там, где не было его Марии. Он всего лишь существовал до момента, когда увидит девушку вновь. Когда услышит родной голос и ее заливистый настоящий смех. Когда улыбка расцветет на ее устах, а глаза вновь заблестят вспышками ярких искорок. Но рядом с ним Мария совсем перестала улыбаться. Он как зло, которое высасывает все счастье и радость. Остается только печаль и уныние. Тьма и боль. Рядом с ним она никогда не обретает своего счастья.
Бенджамин

Эмоции вертелись стекляшками в многоцветном калейдоскопе. Складывались в непонятные узоры. Менялись слишком быстро, проносясь по сердцу вихрем. Мария ощущала себя пассажиром поезда, который потерял управление и летел на встречу неизвестности. За истекшие шестьдесят минут они вскарабкались на гору, почти поссорились, покалечились и уселись посреди лесной чащи. Мирно беседовали, будто ничего до этого не происходило. Пикник на обломках погибшей любви – верх нелогичности и безрассудства. Потом ирландка опять будет страдать из-за того, что подставилась под удар. Потом… как не крути все равно продеться спускать к озеру. Возвращаться к проблемам и думать о разлуке. Проблемы висели камнем на шее. Тянули ближе к сырой земле. Чем выше над уровнем моря – тем легче дышалось. Она почти чувствовала себя живой и нормальной. Хотела отключиться. Притвориться, что они могут остаться в «особенном месте» навсегда. Вслушивалась в шелест пожелтевшей листвы и умиротворяющее журчание ручья. Ри подставляла лицо полуденным лучам солнца. Совсем не чувствовала холода благодаря пледу и мягкому мху. Щиколотка нестерпимо пульсировала. Ботинок стягивал распухающую ногу и это портило момент. Мария нащупала рядом плоский камень, вполне подходящий для импровизированного стола. Убедившись, что поверхность достаточно ровная, ирландка поставила на нее бокал и стала возиться со шнурками. Морщась и бурча неразборчивые ругательства себе под нос, она сняла ботинок. Сцепила зубы и вытянула ногу.
- Намного лучше… - приступ острой боли сменился на привычную тянущую… Мария обратно привалилась к поваленному дереву. Задела плечом Арчера. Мужчина придвинулся ближе или ей показалось?
Мария

Нельзя подать в суд за то, что тебя наняли на работу

Герр доктор Штернберг имел в наличии просторную квартиру на последнем этаже высотки в тихом районе не самого спокойного города. Это здание изначально планировалось на заселение людей с внушительными кошельками, которые способны были расплатиться за комфорт и безопасность своего отдыха, и к тому же не хотели лишний раз светиться в официальных реестрах. Цена вопроса Михаэля никогда не интересовала - все свои заработки он предпочитал вкладывать исключительно в свое дело, а собственный покой очень даже входил в эту категорию, как и многие другие эфемерные факторы, накладывающие отпечаток на невредимость его нервной системы, в последнее время и без того дававшую периодические сбои. Жизнь в вечном страхе, дополнительно подстегивающим на работу, была для биолога одним мучительным ночным кошмаром, духота которого сдавливала горло и не давала свободно дышать. Вероятно, большую часть своих опасений мужчина сам себе надумал - во всяком случае, именно так считал его лечащий врач, исправно выписывающий австрийцу успокоительные, которые тот предпочитал использовать в исключительных случаях. Например, таких как этот. Как только Штернберг оказался за рулем своего бронеровера и посчитал непроницаемую тьму стекол достаточной для того, чтобы стащить с носа очки, он тяжко выдохнул, закрывая лицо ладонью и собираясь с мыслями. Спешно проглоченная таблетка в кратчайшие сроки обещалась привести его в чувство, но до этих мгновений еще требовалось пережить нервическую дрожь в руках, угомонить полетевшее в разнос сердце и просто напомнить самому себе, что все это ради единой цели. Она уже не была настолько за горами, как в самом начале его изысканий, хотя и до должного результата было еще чертовски далеко, и все же...
Михаэль

Вторая встреча с герром Штернбергом, или, если быть точнее, второй рабочий день в его обществе, начался куда более продуктивно, нежели первый. Сказывалось то, что Мадлен уже не была скована рамками «первого» рабочего дня на новом месте, когда неизвестность следующего шага или движения ощущалась настолько остро, что пару раз она даже успела ошпариться о горячий нрав коллеги. Второй же день уже начинал подходить к неукоснимым стандартам ежедневной рутины, начиная с раннего подъема, утренней пробежки, легкого завтрака и бодрящего душа и заканчивая заступлением на службу, без отвлекающих факторов, таких как оформление себя любимой в бюрократическом лабиринте любой крупной корпорации, неизвестности грядущих событий и легкого оттенка незавершенности, который никак не давал покоя, пока засидевшуюся допоздна немку не сморил беспокойный сон. В будущем женщина планировала к собственному утреннему расписанию добавить еще короткий заплыв и разминку на теплом песке побережья, когда адаптируется к местному климату и начнет пользоваться доступными для нее благами природы, возможно даже через пару дней, прогнав от себя остатки утомившей ее по приезду простуды. Возможно, именно она и была причиной этой тревоги и беспокойства, которые не давали нормально заснуть, возможно, акклиматизация и нехватка витаминов, возможно, все сразу и стресс после переезда. Но от всех этих недугов, которые для нее не были в новинку, существовало единственное лекарство, гарантирующее стопроцентный результат выздоровления, и имя ему было «работа». Принимать ежедневно, ударными дозами, запивать небольшим количеством воды. Побочный эффект: утренняя сонливость и желание поваляться в кровати подольше. Так же возможно возникновение навязчивой идеи: убить шумных соседей.
Мадделин

Вероника
посмотреть

Джиневра
посмотреть

Дамиан
посмотреть

Син
посмотреть

Алесса
посмотреть

Вероника
посмотреть

Хо-хо-хо! Дорогие манхэттоновцы!
Вот прошел и еще один год на нашем самом лучшем на свете острове. Этот год был полон как радостных, так и не очень событий, что совершенно не мешает нам встречать новый 2018 с полными надежды сердцами! Год петуха для многих из нас вел себя как истинный петух, что было неоднократно показано и доказано мыслями. И если верить, в то, что символ года влияет на год, то следующий должен быть очень хорошим мальчиком, добрым, ласковым и преданным.
В конце года принято вспоминать чем же нам запомнился этот год. И я предлагаю всем нам дружно это сделать. Для меня этот год запомнился дружными встречами с Манховцами, как в Москве, так и в других городах. Многие из нас ездили друг к другу в гости и проводили время в самых теплых почти семейных кругах. Я хочу сказать спасибо всем тем, с кем мне удалось встретиться в прошедшем году. Ребят, вы космос! А с теми, кого не получилось увидеть или еще не добрался, бойтесь, Кит к вам едет. Этот год запомнился большими переменами. Всего и не упомнить, что у нас было в этом году. К нам приходили новые люди, кто-то оставался, а кто-то нет. От нас уходили в реальную жизнь ставшие давно родными люди, мы всегда будем ждать их обратно и помнить все только хорошее. Прошлый год не смотря на все то, что происходило за пределами острова, стал именно благодаря всем вам, дорогие мои, одним из лучших годов в моей жизни.
В новом 2018 году я желаю всем побольше терпения, спокойствия, поменьше проблем и неурядиц, а главное вдохновения и больше свободного времени на всеми нами любимое хобби.
С новым 2018 годом, дорогие форумчане, любимая семья!
Хо-хо-хо! Ваш Санта!

Р-р-родные мои! Дорогие мои! Самые-самые лучшие! Вот и настал тот прекрасный миг, когда мы собираемся в этой теме поздравлений чуть раньше, чем соберемся за праздничным столом с родными и близкими нам людьми. Все мы здесь онлайн лишь затем, чтобы прочесть пожелания к новому году и пожелать что-то тем, кто этого достоин. Я считаю, что поздравлений достойным все собравшиеся и те, кто немного опаздывает к началу нашего небольшого междусобойчика с торжественной речью семейства Клаусов.
Новый 2018 год уже на пороге. И все мы немного притомились в ожидании новогоднего чуда. Вот-вот куранты с экранов наших телевизоров пробьют полночь, после великолепной и полной магии речи нашего президента, и великолепная новая ночь вступит в свои права, чтобы принести в ваш дом новое счастье, новые надежды и новые, еще неведомые вам планы и достижения. От себя хочу вам, мои хор-р-рошие пожелать самого невероятного, самого незабываемого праздника. Пожелать, чтобы ваша жизнь наполнилась в этом новом году новым смыслом и принесла бы в ваш дом тепло, уют, благополучие и благосостояние. Чтобы ваши близкие, родные вам люди не оставляли бы вас своим вниманием, заботой и любовью, а ваши друзья всегда находили бы время для встреч и теплых дружеских бесед. Безусловно я затрону и то, что имеет для нас большое значение – остров, каким его создали мы вместе. Желаю вам в следующем году новых идей, новых соигроков, побед в номинациях и чаще мелькать на почетном месте в шапке форума. Я надеюсь, что новый год принесет нам много приятного и неожиданного, что наша дружная форумная семья станет еще на пару человек больше и веселее, что все, кто так дорог и любим нашим сердцам останется с нами.
С праздником! С Новым годом!

Ваша Миссис Клаус!

Все выглядело так, будто бы они оказались на месте актеров, которые снимаются в реалити-шоу или каком-то фильме с элементами не то детектива, не то триллера. Алесса едва сдерживала волнение и тревогу, что разливались мелкой дрожью по кончикам ее пальцев - не было никаких причин бояться, но стоило им с Алистером покинуть машину и приблизиться к деревянному дому, как ноги женщины стали ватными и непослушными.
«Ты говоришь, что это – наш новый горизонт, но вспомни, сколько раз мы ошибались, находя за незнакомой нам дверью одну лишь беду?.. Мне очень сложно – я пытаюсь начать жить по-другому, пытаюсь избавиться от привычки постоянно оглядываться, прислушиваться ко всем окружающим меня звукам, разговаривать по телефону, не боясь, что он кем-то прослушивается… Я клянусь тебе, пытаюсь! Но не так быстро, не сразу. Прошу у тебя еще немного терпения…Совсем немного», - поймав не единожды напряженный взгляд мужчины, Алесса вспомнила о том, что едва ли имеет хоть какое-то право чего-то у Алистера просить; вина колючим змеем поселилась внутри ее грудной клетки и душит каждую ночь, когда Монтгомери просыпается глубоко за полночь от известного наизусть кошмара – в нем гибнут все и всё, что женщине дорого. Возможно, при любых других обстоятельствах, она не придала бы этому такого большого значения, но после событий минувшего года, Алесса не может не думать ни о чем другом, кроме как о том, что где-то в будущем ее ждет наказание за все содеянное. За всю ложь, что сорвалась с ее бесстыжего языка. За все решения, принятые по велению не разума, не сердца – только похоти и корысти. Так странно – они с Голдом оба упивались этими грехами до перенасыщения, это был их естественный наркотик, вызвавший настолько сильную зависимость, что попытка разорвать пагубное влечение едва ли не стоило Монтгомери жизни, в то время как Алистер…ничего не потерял, напротив – приобрел то, к чему шел долгие, долгие годы. Алесса была талисманом Голда, его силой и слабостью, его ошибкой и, возможно, спасением. Ведь если присмотреться – время на восстановление нужно было им обоим.
читать продолжение: «Простите нам наше счастье»

Ну, здравствуй, мое рождественское утро, самый большой и приятный подарок под елкой в это далеко не снежное Рождество! Сквозь обиды и слезы, сквозь знакомое «закрой за мной дверь, я ухожу», мы снова здесь у нашего камина, пропускаем по стаканчику крепкого, держимся за руки и с восторгом обсуждаем твою очередную победу. Удивлен ли я? Нет. Кто если не ты ворвешься с новым хитом на первые строчки моего хит-парада? Столько сказано, столько сделано, снова и снова берутся новые высоты, а мы с тобой, как и прежде в неторопливом вальсе ведем свой сюжет, по крайне мере то, что от него осталось. Понятия не имею сколько еще раз мне будет позволено восхвалять этот твой прекрасный в своей трагичности образ и вернешься ли ты ко мне с новыми идеями и поворотами, но сегодня мы не будем говорить о грустном, мы поговорим о том, как я люблю тебя и твое творчество. Не забрасывай то, что умеешь лучше всего. Найди в себе силы и желание написать о нас книгу, быть может когда-нибудь я скуплю десяток – другой, поставлю одну на полку и буду говорить внукам о том, что прототип вон того злого и коварного сердцееда – дело моих рук, моя молодость и мое вдохновение.
Пожалуйста улыбнись и не вздумай тосковать по тем минувшим минутам и моментам, которые остались позади. Нам не зачем возвращаться к ним, они были хороши, но это прошлое, а мы живем как минимум настоящим. Хочу пожелать тебе в этом новом году прекрасных партнеров и множества головокружительных идей, сюжетов, которые ты с таким же рвением, как когда-то для меня, сядешь писать, и они будут тем важным и значимым глотком кислорода, каким была когда-то наша история. Где бы ты не была, кем бы не вдохновлялась и каким бы персом не жила, помни, что я люблю тебя, тебя, человека за кадром, человека способного подарить великое множество безупречных и волнительных моментов. Люблю. И поздравляю. Улыбнись. И не плачь!)   
(с) Алистер

Бен

Майкл

Нина

Мария

Бенджамин

Эдриан

Женщина смотрит в зеркало, с удовольствием отмечая привлекательность собственного тела. Быть может хозяйка галереи и не разделит её мнения, но этот вечер уже был больше, чем свидание, а потому, если придётся, она стерпит безразличие Сил и проведёт время так, как подобает молодой полной жизненной энергии женщине. По крайней мере, постарается так сделать.
Дерзкий побег происходит полчаса спустя, когда у дома с раскинувшей свои ветви ивой останавливается вызванное такси. Конечно, Уиллоу предупредила Алана и Энн о своём намерении посетить выставку на Манхэттене, чтобы её малютка не осталась без присмотра, однако уходит она тихо, стараясь не попасться на глаза родных, в которых так боится увидеть осуждение. Зачем портить вечер их неодобрительными взглядами? Ей сполна хватает внутренних терзаний, которых, однако, оказалось недостаточно, чтобы её остановить.
И всё-таки уйти незаметно не удалось. Садясь в такси, девушка почувствовала чужие взгляды, но развернувшись увидела лишь колышущиеся шторы, потревоженные любопытством кого-то из домашних.
Плевать.
Мог ли хоть кто-то поколебать её решимость в этот вечер? И не имея рядом никого, кто попытался бы отговорить её, она сама с собой вступает в поединок.
«Ἀφροδίτη» Уиллоу

От многообразия лавок разбегались глаза и путались ноги. Хотелось посмотреть и на привезенных к празднику лошадей, тем более мистер Уэйд уже успел пригласить приятельницу под полог своего шатра ради приготовленного для нее сюрприза. Лавка с красивыми шляпками манила взгляд любившей новые наряды женщины, вот только пробиться к ней через плотную тень притертых друг к другу задниц то и дело восклицавших о дороговизне товара, не представлялось возможным. Оружейная палатка тоже была плотно обступлена со всех сторон, вот только противоположным контингентом, хотя возгласы были на удивление синхронны с более слабой половиной человечества и не всякий порой мог отличить, откуда на этот раз доносится праведное возмущение, будто пришедшие зеваки были не знакомы с первейшим законом современного рынка: «В честь праздника следует задирать цены втридорога, все равно раскупят».
Походив по рыночной площади Кэти понаблюдала за тем, как возводят яркую карусель и развешивают разноцветные флажки, протягивая их шатром от центрального столба, на который любой желающий мог попытаться забраться, к краям торговой площади, то и дело, теряя конец строптивой веревки, убегающей под внезапными порывами ветра и пыли. Сумела примоститься к краю одной из лавок с украшениями, повертев в руках нарядную брошь, что продавалась по цене золотой, но на деле, под наметанным взглядом женщины, оказалась не более чем красивой безделушкой со стеклом вместо камней, отчего интерес к ней, да и всей лавке в целом, быстро пропал.
«Keep your hand on your gun» Медея

С гибелью родителей Джордан закрылась. Она закрылась от окружающих, закрылась даже от себя, заперев сердце на замок и выбросив ключи в жерло вулкана. Если пофантазировать, то на этом месте можно представить себе прекрасный и зловещий Ородруин и почётную миссию, возложенную на двух маленьких существ. Джордан отказывалась говорить на эту тему с воспитателями в приюте, с психологами, отделываясь общими фразами, почёрпнутыми где-то из книжек и фильмов, и подключая воображение. Она отказывалась говорить об этом с Диланом. Отказывалась говорить с собой. Джордан просто запрещала себе думать о случившемся, боясь настолько глубоко погрузиться в эмоции и впустить эту боль к себе в душу, чтобы потом не суметь выбраться из-под груза воспоминаний. Она не позволяла себе проявлять слабость, боясь подчиниться ей и потерять контроль. Потерять себя. Потерять желание жить. Ей не хотелось, чтобы кто-то начал бередить старые, потрескавшиеся раны, покрытые лишь тонюсенькой корочкой, отодрать которую можно одним лишь невовремя вставленным словом.
Джордан не думала, что их с Рэйчел эмоции могут быть схожи. Нет, она догадывалась, что у них есть нечто общее после признания в бассейне, но едва ли та могла понять девочку в полной мере. В случае с Рэйч прошло гораздо больше времени, боль должна была утихнуть по мере взросления и развития мисс Рассел. Возможно когда-нибудь, когда она станет старше, примерно того же возраста, что и Рэйчел, Джордан сможет говорить на эту тему спокойно и размеренно, преисполненная жизненного опыта и философии. 
«Тебе половина и мне половина» Джордан

Улыбнувшись, Кюри достал из ящика сигареты марки Black & Gold , отдаленно, они напоминали ему «вкус» родной Японии. Пачку он не прятал никогда. Зачем? С паркуром девочке было не до курения явно. Даже если Лиана и захочет попробовать – она сможет найти способ и без поисков пачки дома. А в этих – хотя бы хороший табак, без примеси бумаги, да и сам азиат скорее будет первым, кто выберет наиболее качественную продукцию и поднесет зажигалку, чем позволит пробовать в подворотне дешевую бумагу с ароматизатором «под табак».
Черные сигареты с «золотым» фильтром прекрасно сочетались с укоренившимся в музыканте образом аристократа, Темного принца, демона, вампира… Как только не писали о нем на форумах фанаты. Хотя, эту марку он выбрал именно за табак, а не внешний вид упаковки и собственно сигареты. Поставив на подоконник пепельницу, приоткрыл окно, повернувшись к нему спиной и полусев на подоконник. Само действо – поднесение сигареты к губам, неспешное чиркание зажигалкой и  медленная, с наслаждением, затяжка в испольнении Кюри можно было рассматривать как отдельный вид искусства, правда, дым он предусмотрительно выдыхал в окно, так что в кухню доходил уже развеянный  и приятный аромат табака, вызывающий ассоциации с согретой  солнцем землей полей летом.
- Так что? Как подарок? Кевин оценил?
«Тень человека» Дитрих

Последнее время они оба были на взводе. Джейд - по своим неведомым женским причинам, которые Мэд не стал бы ни в жизнь разгадывать, опасаясь за сохранность рабочего состояния своей башки, ну, а ему самому башню сносило с наркоты. Как он снова на нее подсел, медленно и неотвратимо, сейчас ему было невдомек, но мужчина прекрасно соображал, что за беда с ним происходит, с какого хера и что момент был безвозвратно упущен, когда кислота принималась чисто ради развлечения, а не для того, чтобы не подохнуть от всей красочности абстягов, да в окно под них не выйти. Понимал, но все же, каждый раз, когда уже был решим что-то с этим делать и знал, что брать себя в руки когда-нибудь таки придется, Мэдок глотал самую-самую последнюю таблетку, чтобы уже после нее - ну, все-все, совсем завязать и проколотиться с месяцок в ебучей депрессухе. К тому же, он опасался, что девчонка под его плохим самочувствием обязательно запрет его к какому-нибудь костоправу, и мало ему после от копов не покажется - он ведь итак, что ни день, радовал Бриггса своим равнодушием к бесконечному встреванию в самые дурные истории города. Он опасался, что та начнет за него переживать, ведь как-раз отходняк бесследно для нее пройти не мог - можно было попытаться на вахте, но и тут не что-то обстановка была так себе, его то и дело перебрасывали по объектам и провести хоть мгновение наедине со своими мыслями не удавалось, требовалось больше топлива, требовалась скорость и ясность мысли. Где тут завяжешь, в самом-то деле.
«Anything that can go wrong will go wrong» Мэд

Никто не рвется навстречу, не издает экзальтированных воплей, не бросается на шею с требованием оставить автограф на какой-нибудь части тела. Всем глубоко до звезды кто ты, и не нужно прятаться за широкие спины охраны. Люди отдыхают. Люди радуются.
Иногда я думаю, что стоит все же оставить музыкальную карьеру и зажить обычной жизнью, освоить для души какое-нибудь ремесло, например, строгать различные безделицы в сарайчике, жить в свое удовольствие и заниматься растущим и стремительно взрослеющим сыном. Не такая уж плохая перспектива, надо сказать.
Жуя на ходу что-то ужасно вредное и вкусное, шатаюсь между палаток и людей, между лотками со всякой всячиной, рассматриваю, отшучиваюсь и иногда торгуюсь. За время прогулки успел даже прикупить хипповского вида торбу, симпатичный ловец снов для Илая и еще несколько вязанок бус из мелкого речного жемчуга для мамы. Впрочем, я и сам не особо понимаю, на кой черт я все это сгреб. Наверное, поддался очарованию стихийной ярмарки, иначе как объяснить не вяжущуюся с моей внешностью излишне пеструю сумку и ее содержимое.
Протолкавшись к одной из активных сцен, остановился послушать. Нет уж часто доводится постоять в зрительном зале и просто насладиться чужой музыкой. Все чаще чисто на профессиональном уровне подмечаешь мелочи в чужой работе, придираешься, сравниваешь с собой, а чтобы вот так, простым слушателем - редкость.
«Разными дорогами» Донован

Нина. Расплата за любовь.

Лучшая игра недели

Нина, когда ушла Марина из супружеской спальни Климовых, устало позакрывала тетради и книжки, подумала А на кой ляд мне сдалась учеба? Девушка была вымотана сегодняшним днем. Профессора не делают скидку студентам, что как говорит физрук Геннадич «Защищаете честь нашего универа». Завтра с нее спросят по полной, и не важно, что ты устала сегодня, что ночи ты проводишь с мужем отнюдь не плюща мордочкой подушку, а полируя стены, кровати, кресла. Но Климова была не из тех, кто свернул бы с намеченной цели. И чего бы ей это не стоило, закончит учебу. Так хотели ее родители. Егору все равно – с дипломом жена или без. Он дано отвел ей место рядом с собой, называя «вещью», «красивым дополнением к его костюму». А то, что она жена, ну это так – гарантийный талон к печати в паспорте.
В коридоре была слышна возня, голоса, потом удар, но Нина не решилась выглянуть. Часы показывали двенадцатый час. Заставлять мужа себя ждать нельзя. Егора бесило, что она не готова, когда было куча времени на помыться, побриться и лечь. Поэтому девушка умчалась в ванную, чтобы скорее не вовсе оказаться в постели, а не дать лишнего повода Егору на нее порычать или поднять руку.
Как всегда, утро приходит слишком быстро, что думаешь – Я только закрыла глаза. Так и Нина, медленно выползла из-под одеяла, сначала показывая лицо, стараясь понять, откуда звук, потом потягиваясь, села, скидывая с обнаженного тела покрывало. Муж спал на другом конце кровати, перевернувшись на живот, обхватывая ручищами несчастную подушку. Девушка тихонько сползла с кровати, чтобы не разбудить Егора, нажав кнопку на будильнике, крадучись, вышла из комнаты.
- Доброе утро, - зевая, Климова чмокает в щеку Клавдию Макаровну.
- Доброе, Ниночка. Ты какая-то бледная сегодня? – экономка развернула ее к себе и всмотрелась в лицо хозяйки. – Не беременная часом?
- Нееаа, - Нина помотала головой, - устала. Можно я нагло прогуляю две пары. Я жутко хочу спать, - откусила кусок от вчерашней пиццы, Нина навалилась на женщину.
Нина

- Ты понимаешь, что это значит? – настойчиво спрашивала Катя, прижимая холодные ладони к горячему лбу.
Вместе с ней в кабинете находился Каин, предложивший план, как скрыть пропажу выручки из клуба. Никто не должен был знать, что одна из девочек сбежала, прихватив с собой кейс с деньгами, которые Катерина Ивановна приготовила для передачи курьеру из Москвы. И вроде бы, всё прошло гладко, но на душе у неё по-прежнему было неспокойно. С той самой минуты, как в новостях сообщили о взрыве на Новорижском шоссе, она не находила себе места и всё ждала звонка Хозяина. Лазарева была уверена, что тот позвонит сразу же, как только выяснится, что курьер погиб, но прошли сутки, а никакой реакции до сих пор не последовало. Молчание Климова нервировало больше, чем возможные обвинения в воровстве и лжи, которых можно было бы ожидать, и Катя вся извелась, гадая о своей дальнейшей судьбе. В конце концов она не выдержала растущего напряжения и разрыдалась на плече у начальника службы безопасности, упрашивая его позвонить Хозяину. Поняв, что переубедить Катю невозможно, Каин сделал то, о чём  его просили, и сообщил Климову о взрыве машины. Хозяин выслушал, не перебивая, уточнил пару деталей и бросил трубку. Узнав об этом, Катерина Ивановна окончательно потеряла покой. Ей казалось, что Хозяин обо всём догадался и уже готов расправиться с ней и Каином.
- Хозяин нам не поверил. Он всё знает, Каин. Господи, какая же я дура, что согласилась на эту авантюру… и всех подставила…
- Успокойся, Катенька, - проговорил мужчина, обошёл край стола и присел на корточки, взяв её за руку.  – Катя, пожалуйста, посмотри на меня. Послушай: утром приходил компьютерщик, я ему всё объяснил, он сейчас меняет записи с камер наблюдения. И Полкан будет молчать. Я всё предусмотрел, Катя, не сомневайся.
- Господи, Каин, я так хочу тебе верить… - простонала Мамка, прижав ладонь к его лицу. – Но если бы ты знал, как я боюсь.
- Если что-то пойдет не так, клянусь, тебя это не коснётся.
Георгий

Имя персонажа:  Темпл Грейс О’Нил. Смена имени крайне нежелательна по причине того, что оно уже фигурировало в постах и анкете. Фамилия, соответственно, также остаётся неизменной. Однако, если Вы хотите, чтобы Темпл в столь юном возрасте уже была обременённой узами брака, смена фамилии допускается.
Возраст: 19-20 лет. Родилась в 1996 году.
Внешность: Daisy Ridley. Смена нежелательна.
Род деятельности: студентка университета Манхэттен Пейс. По совместительству может подрабатывать также барменшей/официанткой или участвовать в гонках на мотоцикле. Что Вам придёт на ум – то и пишите. Только убедительная просьба: не делайте Темпл сдержанной стажёркой в городском банке или помощником адвоката в суде. Такой род деятельности не будет вязаться с характером девушки.

Описание персонажа
Отношения с персонажем:
любимая младшая сестра, от которой столько же проблем, сколько и от меня.
Описание персонажа:

Ты моя точная копия, хотя порой и вытворяешь то, что даже мне не под силу. В тебе таинственным образом сочетаются сумбурность и ледяное спокойствие, мракобесие и рассудительность, нецензурная брань и пафосные цитаты их любимых книг – всё зависит от того, в каком ты сейчас настроении и сколько бокалов виски сейчас плещутся вместе с эритроцитами в кровеносных сосудах. Ты на удивление прямолинейна и пофигистична; никогда не припомню того, чтобы тебя когда-либо волновало мнение окружающих людей. Ты с детства выделяешься из толпы нетипичным для представительниц прекрасного пола выбором одежды, музыкальными вкусами, развязным поведением, что, впрочем, помогает тебе легко найти общий язык с парнями, так как они принимают тебя за свою. Ты всегда находишься в высоком жизненном тонусе, поэтому бываешь неудержимо активной: если ты хочешь чего-то, то будешь надоедать всем и вся своим неукротимым желанием поскорее воплотить это в реальность. Любишь быть лидером, однако в случае экстренных ситуаций предпочитаешь передать бразды управления в руки другого человека: ответственность – явно не твой конёк. Легко осваиваешься в незнакомой обстановке; в любой, даже самой скучной компании физиков-очкариков ты без труда находишь человека, который сможет поддержать разговор. Из этого следует, что ты плохо переносишь одиночество, размеренный режим, однообразную обстановку, монотонный и требующий мелочной аккуратности труд. Ты чертовски непоседлива, чем иногда докучаешь окружающим людям. Но они, собственно, готовы простить тебе это за твою неуёмную веру в лучшее и хорошее чувство юмора (хотя стоит заметить, что порой твои пошловатые шуточки воспринимаются далеко не всеми). Ты часто переоцениваешь свои возможности: берёшься за трудные задания, даёшь матери обещания, которые едва ли выполнишь и под дулом пистолета, но в конечном итоге терпишь поражение, что, впрочем, нисколько не умаляет твой оптимизм. Бываешь раздражительна в кругу людей, которых, мягко говоря, недолюбливаешь. Несдержанность и импульсивность – твои главные черты, которые делают нас ещё более похожими друг на друга. Часто вступаешь в конфликт, стараясь навязать кому-либо свои взгляды, мнения и идеалы. Фразу “ты же девушка, ты не должна ругаться матом” воспринимаешь с ещё большей ругнёй: на твой взгляд, нецензурная брань выражает твою точку зрения более доступным для окружающих способом.
Никогда не плачешь над мелодрамами и грустными фильмами, не являешься сентиментальной и заботливой, что часто является причиной твоего разрыва с парнями. К слову сказать, ты не стремишься к обязывающим к чему-то отношениям и поэтому никогда не переживаешь по поводу того, что у тебя никого нет. Тебе хорошо и самой. Свою любовь ты даришь собакам, без которых и дня не можешь прожить. Не любишь разговоры о замужестве и в корне пресекаешь любые попытки матери вызвать тебя на подобную откровенность. Свадебная церемония и кричащие дети – не для тебя. Ты часто расстраиваешь родителей своим желанием посвятить жизнь путешествиям и любимому хобби, а не грязным носкам и баночкам с детским питанием. Но стоит лишь взглянуть на то, как ты бегаешь по саду с племянником (а в будущем - и с племянницей), как играешь и заботишься о нём, как все твои заверения катятся ко всем чертям. В глубине души ты любишь детей. И наверняка хочешь иметь сильного и независимого мужчину, с которым можно будет создать семью. В любом случае, подобных вопросов я тебе не задаю, опасаясь очередного скандала и синяка на ноге. Да, ты можешь драться. И стоит лишь вывести тебя из себя, как ты сразу набрасываешься на обидчика с кулаками и беспрестанной бранью. Зачем мне лишний раз рисковать своим здоровьем? Мне ещё детей растить и за старым супругом ухаживать, так что целые руки-ноги мне пригодятся.
Надеюсь, вы поняли, какой я вижу свою сестру. Она должна быть сумасшедшей девушкой, которая умеет веселиться и наслаждаться жизнью сполна. Она должна быть похожей на меня. Ниже привожу выдержку из своей анкеты, чтобы в случае чего вы смогли опираться и на характер Хайди.

Написание биографии полностью предоставляю вм. Особых пожеланий нет, но если вам нужно будет уточнить хронологию каких-либо событий – милости прошу. Но, думаю, кое-что вы сможете почерпнуть и из отрывка моей биографии.

Ваш пост

Личные требования к игроку
Не берите роль на один-два дня. Я хочу, чтобы вы пришли на продолжительный срок в небольшую и сумасшедшую семью. Сравнительно активной игрой, любовью и графическими пряниками обеспечу. Размер постов неважен, главное – то, насколько они логичны и содержательны; я же могу писать посты любого размера и от любого лица (от Хайди пишу от первого), всегда подстраиваясь под того, с кем играю. Как видите, в целом особых пожеланий нет. Приходите, играйте, сходите с ума и влюбляйтесь в этот замечательный форум. С нетерпением жду вас^^

Связь с вами
Гостевая. В случае, если меня там не окажется, регистрируйтесь под именем Темпл О'Нил и стучите в ЛС.

Фарс. Нелепый фарс. Какая-то человеческая комедия с непревзойденным черным юмором и полнейшей невозможностью «соскочить», если уж повезло оказаться «запертым» в этой комнате, в этом доме и именно в этих декорациях. Кевин не мог воспринимать происходящее никак иначе.
Сначала прощание с дедом, которого он не только не знал, но и ненавидел. За смерть которого себя уже частично всё-таки винил и делом которого совершенно не планировал заниматься. У Кевина другая мечта – он хотел стать ветеринаром. Всегда, сколько себя помнил, хотел только этого и ничего другого. А теперь…
Джеффри Уайт. ФренкГибсон. Бенджамин Смит и еще больше дюжины незнакомых имен и фамилий. Кто все эти люди? Какое отношение имели к его деду? Кевин рассеянно следовал блуждающим взглядом за указаниями Рика, и голос Адамса оставался едва ли не единственным звуком, который Кев воспринимал на всем этом безумном фоне событий, происходящих здесь и сейчас и не приносящих ему никакой радости. Одни сомнения. По-настоящему мучительные сомнения и какие-то странные размышления на темы, которые совсем не должны были бы Кевина интересовать.
Для чего Рэйнзу нужен был Совет Директоров? ведь он был владельцем Банка, и в его железных руках был и оставался контрольный пакет акций, перекрывающий голоса любого из этих людей – всех вместе или по отдельности. Пятьдесят один процент. Пятьдесят один. И Ретт не нашел ничего лучше, как отдать его мальчишке?
От картинок всего сегодняшнего дня крУгом пошла голова.
читать продолжение: «Чикагская рулетка»

Салют, ребенок. Хотя, ты вряд ли, конечно, обрадуешься, такому обращению. Тем не менее, для меня ты был и пока что остаешься ребенком в каком-то смысле. Так вот, ладно-ладно, Кевин, поздравляю! Ты умничка, как всегда, и я очень рад, что ты вернул меня на этот форум. А Рик счастлив, что у него есть такой подопечный, даже при том, что этот самый подопечный большую часть времени пребывает в амплуа ежика.
Продолжай в том же духе! Играть, творить и радовать нас своими постами. Пусть тебя не покидает вдохновение, а Кевин, наконец-то, разберется со всеми своими демонами и выйдет в спокойные воды. Ну, в этом ему очень постарается помочь Рик. Спасибо, что ты у нас есть!    
(с) Рик

Бенджамин

Мария

Кит

Син

Рик

Дмитрий

Сила убеждения – великая вещь. С ее помощью творятся великие дела во славу Горгорода – все, что нужно, это убедить себя в том, что это прекрасное место для жизни. Можно убедить себя, что проблемы наркомании не существует, а если она и есть – это уж точно не Мэр виноват в том, что гор распространяется по городу, словно бубонная чума, словно по воздуху. Можно убедить себя в том, что люди не пропадают, а сосед, молодой и смешливый лопоухий паренек с брекетами на зубах, просто уехал куда-то в поисках лучшей доли, а не закончил свою жизнь под горой и не стал подкормкой для многочисленных сорняков. Во всем на свете можно себя убедить, если достаточно хорошо пытаться. В Горгороде же живут очень способные люди.
  Однако вернемся в комнату, которую мы покинули в преддверии небольшого ликбеза по Горгороду.
  Здесь по-прежнему темно и тихо. Только если прислушаться, можно расслышать сонное дыхание, а если долго вглядываться во тьму, ожидая, пока привыкнут глаза, то станут заметны очертания кровати и письменного стола: обстановка комнаты скудна и тривиальна, глазу не за что зацепиться. Если только за две фигуры на постели, на смятых простынях. Одеяла не видно, но здесь достаточно тепло, чтобы люди, лежащие в постели, не замерзли.
«Горгород» Алиссия

- Да хватит нам уже на дороге топтаться, - засуетилась Светлана Васильевна и побежала запирать калитку. – Отец, проводи гостей в дом. Сынок, я вам на первом этаже постелила, а Георгий Александрович с Ниночкой на мансарде лягут.
При слове «мансарда» Нина споткнулась и вспыхнула до кончиков ушей,  украдкой посмотрев на мужа, но тот не оглянулся, и ей пришлось бежать за ним, чтобы не отстать.
Через полчаса хозяева и гости собрались на летней веранде за накрытым столом. Ели окрошку с мясом и несладким квасом, приготовленным по бабушкиному рецепту, а после обеда молодёжь разбрелась по участку. Карась повёл Лизу в малинник, пока Егор вместе с Сергеем Афанасьевичем готовили площадку под мангал. Нина обнаружила густо обсыпанный ягодами куст красной смородины и, недолго думая, уселась прямо на траву, ощипывая гроздья  с веток.
Когда стемнело, разожгли костер. Женщины сидели в сторонке и разговаривали, глядя, как мужчины насаживают куски замаринованного мяса на шампур, чередуя их с овощами, и раскладывают над горячими углями. Хозяин самолично разлил водку по стаканам и вручил один Лизавете. Все, кроме Нины, выпили и жадно набросились на ароматную, истекающую соком свинину.
«Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь...» Георгий

Секунды прозрения сменились сильнейшей головной болью. Она парализовала, не давая открыть глаз и пошевелиться. Из ее тела как будто вырвали все кости. Тряпичной куклой Мария привалилась на плече мужчины. Чувствовала бережные прикосновения. Монстр с осторожностью поднял ее на руки и понес в постель. Хотелось кричать от адского треска в висках, но ирландка не способна даже на шепот. Боль заменилась собой подкатывающий приступ паники. От нее не было спасения в забвении. Глаза щипало. Тело ныло, будто ее пинали ногами, но увиденное стоило мучений. Дальше бежать от правды невозможно. Ее зверь становился человеком. Он научился сострадать, заботиться, оберегать. Он больше не ставил свои потребности выше блага других. Мария прочла в его взгляде то, от чего пыталась заслонить сердце. Она боялась поверить в перемены. Боялась очередного предательства. Проще и безопаснее хранить в памяти образ кровожадной необузданной твари. Его прежние «заслуги» удерживали от новых ошибок. С недавних пор метод перестал срабатывать. Время сглаживало острые углы. Они сближались. Как теперь вычеркнуть из памяти полня ебли и страха глаза? Как не думать о случившемся на поляне и в душе? Похоть не взяла верх над человечностью. Бенджамин не воспользовался ее страхами. Старался сохранить осколки ее души. Сжимал их в ладони, пересиливая зов плоти. 
«L'ete indien» Мария

Загнанный в бетонную коробку Корпорации и непроницаемую - собственных страхов, на сцене, отбросив все тревоги и сомнения, мужчина преображался едва ли не до образа религиозного фанатика начала двадцатого века, не стесняясь высмеивать ни их общего наивного взгляда на науку, ни бесполезного протирания брюк некоторыми из докладчиков, прозвучавших ранее. Не называя имен, но подразумевая, и от того производя куда более глубокий резонанс, чем вызвали бы даже представленные за его спиной на широком экране видео, чуть более, чем полностью отличавшиеся от традиционно выводимых лекторами, поскольку не только имел доступ практически ко всему материалу, куда могли дотянуться длинные костлявые лапы Корпорации, но и считал необходимым раскрыть глаза и другим. Целью его выступления не было ни хвастовство своими достижениями, поскольку за это говорили его публикуемые открытия куда лучше него самого, ни унижение соперников на благодатном поприще их возлюбленной науки, ибо некоторым из них, зачитавшим довольно перспективные речи, он принес свою личную признательность и человечества от своего имени; он пытался обратить внимание своих коллег на вещи, действительно важные для изучения, горизонты, к которым жизненно-необходимо было стремиться, о чем говорили и резкость его фраз, и глубокое знание болезненного вопроса, на который, как следствие, вечно закрывало глаза научное сообщество.
«Нельзя подать в суд за то, что тебя наняли на работу» Михаэль

Вместо смеха из груди вырывается кашель.
Я держу ампулу в руке, один взгляд на эту прозрачную жидкость внутри крохотного сосуда наполняет мои легкие теплом – им полезно наполниться еще хоть чем-нибудь, кроме закипающей крови. Помню, сколько раз смотрела сцены из фильмов ужасов – да, противно, да, мерзко, но представить боль, которую испытывали жертвы маньяков, когда те расчленяли бедолаг заживо? Теперь я представляю. Теперь я думаю, что сквозь меня тянется колючая проволока, острия которой вонзаются в мои внутренности каждый раз, когда я шевелюсь.
Вытащить шприц – дело простое. А вот со жгутом я уже справиться не могу, моих сил просто недостаточно, чтобы затянуть узел, господи, почему именно сейчас так тяжело, когда разрядка так близко?
Слезы сползают по щекам и собираются у подбородка, еще никогда чувство собственного бессилия не било по нервам. Я готова разрыдаться, но даже этого сделать не могу. Ничего не могу.
- Мишель, - не то со слабым смехом, не то с тяжелым шепотом, - помоги мне.
Это не тамбурин меня извел, нет.

«Mortido» Самин

Вскоре девочка вернулась назад, устроив для молодых людей своеобразный показ мод. Костюм, и, в самом деле был, очень хорош, Сэм одобрительно улыбнулся наблюдая за тем, как Эрика пытается поразить своего брата.  И надо сказать, кажется, у нее это получалось: наш упрямец, буквально размяк глядя на дефиле своей сестрицы. Малышка стала увлеченно делиться своими соображениями, по поводу того, чего же не хватает её образу, как вдруг, из-за всех сил зарыдала. Ни Тайрон, ни Сэм не были готовы к такому повороту. Элмерз, на мгновение, проникся к ней неподдельным сочувствием. То, как отреагировал Кларк описать словами было гораздо сложнее: наблюдая за истерикой сестренки, он был абсолютно беспомощен перед её детскими слезами. Эрика продолжала плакать, цепляясь в него своими худенькими ручонками - Кларк под таким напором, удалился в свою комнату. Стоило старшему брату уйти, и, девчонка мигом взяла в себя в руки, едва заметно ухмыльнувшись своему партнеру по преступлению. Сэм не проронил не слова, опасаясь, что Тай его услышит. Эрика последовала его примеру, словно готовясь к игре в следующем акте.
   Тайрон вернулся к ним очень скоро, держа в руках какую-то коробочку. Элмерз не имел привычки рыскать в вещах своего новоиспеченного парня, по этому, ничего не знал о её существовании. 
«Сладость или гадость» Сэмюел

Все ушли, остались двое...

Лучшая игра недели

Тогда, в далеком две тысячи седьмом еще никто не орал на каждом "углу" интернета нечто в духе "верните мне мой две тысячи седьмой", тогда это был год как год. Димке только недавно исполнилось двадцать четыре и жизнь казалось такой шикарной фигней, что и словами не описать.
  Теплое местечко в небольшом тату-салоне, где он мог ставить эксперименты на людях, амбиции, которые толкали его вперед вполне себе умеренно и не подначивали стать лучшим или самым известным. Диме всегда хватало того, что у него была возможность самовыражаться и творить то, что требует душенька, так что он мог назвать себя вполне себе счастливым парнем, к которому судьба повернулась лицом, а не жопой. Последнее, к слову, немаловажная херня, потому как Гумилев, после всей этой истории с переездом в США, считает себя любимчиком у этой коварной старушки, которая так и норовит решить будущее любого живого существа броском каких-то замысловатых костей, которые не просто цифрами украшены, но и символами, а то и вовсе, норовят встать на ребро, оставляя то самое будущее таким туманным, на сколько это только возможно.
  Вот и тогда Дима в очередной раз просто вытворил какую-то херню, которую требовала его широкая русская душенька - с такой душенькой некоторые в двери не проходят, а Димка умудряется в любые щели пролезать. Хотя, если не так, то как же обрести уверенность и в чужой стране, чужом мире и, по сути, в жизни, которая только начинала принадлежать ему. Родители со своей гипер опекой, конечно же, хотели ребенку только лучшего, но тот не поддавался на эти инсинуации и продолжал желать быть художником, творцом, человеком широкой мысли. Потому, поступление в художественный колледж и дальнейшее увлечение всей этой дрянь было для Димы шагом в жизнь, где он будет сам себе хозяин. 
Дмитрий

Да вообще две тысячи седьмой был годом не плохим и, пожалуй, после у Медеи не единожды возникало желание вернуться в те беззаботные лета, в то время, когда она, как оказалось, была еще не настолько забита жизнью, проблемами и людским блядством, вполне могла позволить себе мечтать о чем то большем и чувство разочарования преследовало ее не еженощно. Ее тело не было исписано шрамами, душа была более открытой и доверчивой, улыбка отражала искренность чувств вместо жесткой усмешки и пачки сигарет хватало дня на три… хотя последнее было в угоду экономии скудного бюджета, которым располагала студентка Колумбийского Университета, и без того жившая под гнетом кредита на учебу, который выплачивать будет не с чего, если по пинку судьбы она таки нарвется на гнев ректората, а ведь кофе покупать тоже на что-то нужно было? А выпить? А туфельки? Не говоря уже о том, что жизнь на Манхэттене, даже в той дыре, где они с отцом делили квартиру, была удовольствием не дешевым, и пусть мать, вестей от которой не было уже последние пару месяцев, переводила на счет дочери небольшие суммы, те уходили ровно на то, чтобы закрыть ее половину платежа за коммуналку. Да, пожалуй, бюджетный вопрос – был именно той острой точкой, из-за которой желание вновь пожить на зарплату барменши, несколько пыл охлаждало. А в остальном было хорошо…
Хорошо было даже тогда, когда однажды, просыпаясь, или, если передать истинные ощущения того утра, восстав из мертвых, Медея обнаружила себя не просто среди насмерть убитых алкоголем однокурсников, удачно закрывших очередную волну экзаменов и тем самым получивших пропуск в следующий год, а еще и кое-как перемотанной бинтом вдоль всего тела, причем намотано было столько, что мумии в гробницах почувствовали себя обнаженными развратницами.
Медея

Archangel and Queen

Мессия. Спаситель галактики. Последняя надежда этого мира. Как только не называли этого заносчивого человека, который, однако, положил всю свою жизнь на борьбу с вторжением искусственного интеллекта, взявшим на себя ответственность решать, какому циклу жить, а какому – умереть, чтобы дать возможность другим расам развиваться. Теперь же пришла очередь коммандера принимать подобное решение. Не иронично ли? Почему жизнь всего сущего зависит от стойкости лишь одного человека, чье мировоззрение далеко не всегда совпадает с мнением окружающих? Вне всяких сомнений, он был особенным, но давало ли это ему право решать за всех? Вопрос до безумия спорный. Но каждый, кто наблюдал за сражением со стороны, не мог подавить надежду на то, что Шепард сможет выиграть у смерти еще хотя бы один день. Один день, чтобы попрощаться с родными, оплакать погибших и проститься со всем, что они могли иметь, но чего лишились. Может, мне повезло, что я потеряла все еще до того, как разразился этот ад. Я прожила долгую и яркую жизнь, не о чем было жалеть, некого было прощать и не с кем прощаться. Лизелль, Мордин, Найрин… Они и еще многие оставили этот мир раньше и тем лучше, если ему суждено сгореть.
Рыдания и слезы, тягостное ощущение отчаяния, что перемешалось со сладковато-соленым запахом крови прибывающих в больницу солдат, не выстоявших на обороне Цитадели. Все это было бесполезно. Если бы армия могла что-то решить, то этой войны не было бы вовсе. Именно поэтому я была здесь, в относительной безопасности, морщась от запаха формалина и спирта, отворачиваясь от криков боли и страха. Главную борьбу ведут не они, они лишь пешки, пушечное мясо. Другое дело Шепард. Не ошибись, парень. Я поставила на тебя. А я не привыкла проигрывать.
Катерина

Магия космоса всегда манила разумных существ. Тайны, которые он скрывал привлекали как ученых, так и искателей приключений. Не существует такой расы, которая не мечтала бы вырваться за пределы атмосферы родной планеты и оказаться выше неба, там, где кругом невесомость и вечная темнота. И каждая раса, на каком бы пути технологического развития она не была стремилась к этому. Вслед за первым полетом появлялись мечты о том, чтобы побывать на других планетах, найти среди них те, которые были бы пригодны для жизни. Основать новые колонии, расширить сферы своего влияния. Завоевание было в крови у всех разумных существ, и какая бы огромная территория, не принадлежала им, всегда было мало. Будь то земляне, для которых маленькая голубая планета, стала слишком тесной, азари или турианцы. Все прошли тот путь, от первого полета, до путешествий на сотни световых лет. Технологии прошлого, неизведанные, но столь соблазнительные, пробуждали в ученых научный интерес. Желание изучить их и открыть тайны, которые скрыты. И это давало свои плоды, пока одни просто наслаждали космосом, другие искали способ отправиться туда, где еще не ступало нога ни одного живого существа.
Гаррус Вакариан не застал времен, когда турианцы совершали свои первые полеты, он родился намного позже. Но по долгу службы и личного интереса, турианец очень любил читать о событиях прошлого. То, что сделала его народ, таким каким он существует сейчас. Гаррус знал имена первых представителей его расы, кто рискнул отправиться в космос, тех кто начал осваивать глубины этой необъятной вселенной, первые поселения, основанные на других планетах. Конфликты, которые происходили с другими расами и жестокое подавления любого инакомыслия, которое шло в разрез с волей Иерархии.
Леонардо

That took so long to finish

А звезды забавные…
Единственная здравая мысль в моем полубессознательном состоянии, пока парочка янки с удовольствием пинает меня по ребрам, но я был настолько пьян, настолько очарован яркими огнями, позже я пойму, что ошибочно принимаю за звезды чьи-то веселые огоньки на окне, что весело мне подмигивают, что даже не пытаюсь сопротивляться. Отмотав назад, я стараюсь вспомнить, как до этого дошло.
Утром я приехал в Нью-Йорк в надежде обосноваться здесь надолго: найти работу, может, построить карьеру и пойти в честный и чистый бизнес, особенно после той истории в Чикаго, заняться своей жизнью, раз мать настояла на том, чтобы перебраться ближе к родственникам, словно негласно давала свое согласие на то, что пора уже перестать заботиться о ней. Для меня, что ставил во главе всего семью, подобное казалось невозможным, ведь Мила заботилась обо мне восемнадцать лет, неужели я не могу позаботиться о ней? Сильная привязанность после смерти отца сыграла со мной злую шутку, отчего превратилась в тихое помешательство. Это понимал я, это понимала мать, но никто не решался сделать верный шаг в сторону, чтобы разойтись и дать каждому жить своей жизнью: взрослой женщине вспомнить что такое настоящая жизнь, возможно найти кого-то, а молодому парню просто пойти своей дорогой, наполненной ошибками, счастливыми моментами и грустными тоже. Ирландцы верят в судьбу, в том, что все, что происходит с нами предначертано и предопределено и чтобы ты не делал, как бы не сопротивлялся, все равно все будет так, как решит неведомая госпожа Судьба. Она отнимает близких, она же дарит любовь, она указывает путь прямой или извилистый, лёгкий или с препятствии, наполняет жизнь неким смыслом или лишает его безвозвратно.
Винсент

Скажу прямо: тягать высоченного мужика ночью — занятие, которое выматывает. И ещё как. Особенно такую коротышку как я.
Сползая от усталости по стене на пол, я задаюсь вопросом. Зачем мне это нужно? Но вместо того, чтобы спросить об этом сидящего напротив мужчину, называю ему своё имя, в ответ услышав хрипящее «Винсент». Но правда, зачем? К чему надрываться, подставляться, рисковать имуществом и жизнью если человек в помощи не нуждается — оценивающе осматриваю пьяного бедолагу, прижимающего к лицу холодное полотенце — ладно, помощь ему действительно нужна. Это понятно даже мне, человеку далёкому от медицины, да вот только он от неё отказался. Там, на улице, незнакомец ясно дал понять, что отлично справится и без врачей, и, уж тем более, без меня. А я всё-равно настояла, притащила его в квартиру матери и вымоталась при этом так, что ноги дрожат. Зачем?
Благодарности ради? О которой, кстати, мой гость хотя бы не забыл, несмотря даже на очевидные проблемы с восприятием происходящего вокруг. По коротким вымученным предложениям складывается впечатление, что каждое произнесенное мужчиной слово оставляет рану на его сознании, а потому говорит он исключительно мало, по существу, не желая причинять себе лишней боли.
Будь Рокс рядом, она бы попыталась ответить на неозвученный мною вопрос, сказав ставшее уже вечным: «Яблочко от яблони недалеко падает», - и пусть любое сравнение с матерью оставляет меня в смешанных чувствах (быть может я даже когда-нибудь признаюсь почему), случай с Винсентом — ровно то, от чего не смогла бы отговорить себя ни одна женщина, нареченная при рождении Диккенс.
Мой ночной гость неоднозначно просит избавить его тело от плена куртки, продолжая ограничиваться минимумом слов в своей речи. 
Уиллоу

not for us

Дулас Бут постоянно что-то говорил и громко смеялся всю дорогу, которая началась еще в Лондоне. Филипп, закрыв глаза солнечными очками, отвернулся к морю и старался игнорировать это глупца за шумом моря и мотора, все же они были приятнее, чем этот нескончаемый треп мужчины. Да, все считали Ломбарда и Бута друзьями, более того именно этот парень и был причиной знакомства Филиппа и его жены Веры, хватило одного приглашения на ужин, чтобы будущая прочная семейная ячейка общества уже не расставалась никогда. Ломбард любил свою жену, свою неуклюжую, глуповатую, до отвратительного красивую и разгульную жену. У Веры был истинный талант издеваться над мужем, сводить его с ума и доводить, она повторяла одни и те же ошибки снова и снова, совершенно не учась на них. Вот и сейчас она слишком громко смеялась над шутками своего «друга» детства, который фривольно клал руку на ее колени и заискивающе смотрел в глаза чужой жены, та же не слишком расторопно убирала чужую ладонь. А потом она будет врать в лицо Ломабарду и говорить, что ничего между ней и Дугласом нет. Филипп натужно улыбался Буту и крепче сжимал плечо Веры. Его пальцы с каждой полуулыбкой жены сжимались все сильнее, впиваясь в кожу и оставляя на ней неприятные следы. Жаль. У Веры вряд ли получится надеть в этот вечер то черное с золотым платье, которое ему так нравится. Она сама виновата.
Едва лодка причалила, как мужчина первым ступил на причал и тут же подал руку своей супруге. Никто и никогда не смог бы обвинить его во невнимательности, Филлипп любил Веру и старался ее оберегать от всего, даже если это означало спасать от самой себя. Сняв очки, мужчина огляделся и слегка сморщился. Унылый ирландский пейзаж скалы и море, всюду море. 
Кит

- Филипп, пожалуйста... - женщина не успела договорить и пришла в себя, обнаружив, что горизонт вдруг стал вертикальным. Все длилось всего мгновение, но Вере показалось, что прошла вечность. Ее просьба была лишь автоматической реакцией сознания, ведь она прекрасно знала, что это не поможет. И если в первые разы она рьяно защищалась, пробуждая в муже животное, то теперь начала получать от этого мазахистическое удовольствие. Бог накажет ее за это.
Когда Вера выходила замуж за Филиппа Ломбарда, она не любила его. Он был красив и дьявольски обаятелен. А еще он очень хотел на ней жениться, буквально возвел ее на пьедестал и поклонялся ей, как божеству. Такое отношение подкупит любую барышню, что уж говорить про девушку, выросшую на острове и мечтающую как можно скорее покинуть его пределы и поселиться на большой земле. Вера ненавидит воду, ее тошнит от запаха морской соли, а слово "лодка" вызывает головокружение. Филипп был ее билетом в лучшую жизнь, а она была из тех, кто не упускает дарованных судьбой или Богом возможностей.
Мужчина прижимает ее к себе, и Ломбард чувствует тепло, разливающееся внизу живота. Когда Вера выходила замуж за Филиппа Ломбарда, она не любила его. Но сейчас она готова была поклясться, что Бог не забыл ее и послал ей человека, способного искупить все ее грехи. Ни единой слезинки, ни единого следа от произошедшего. Щеку саднило, но через полчаса пропадет даже красный след, и никто ничего не узнает. Следы на предплечье - это только начало. Филипп ужасен в своей ревности, но, наверно, именно за это Вера и полюбила его. Он страшный человек, настоящее чудовище, и неизвестно, было ли бы лучше, если бы он это скрывал.
Вера поцеловала своего мужчину, выдохнув в его губы: "Я люблю тебя".
Элвис

Самый страшный монстр - это человек...

«Разве я не говорил тебе, больше не показываться мне на глаза, Рен?»
И он ведь едва не задал этот вопрос вслух, если бы на его плечо не опустилась ладонь его женщины, удерживая об необдуманного шага. Хант даже не стал одергивать Джека.
«Как же ты печешься от об этом мальчишке. Надо же… И когда успели сдружиться».
Усмехнулся, кинув презрительный взгляд на Рена, и чуть выгнул бровь, когда тот продемонстрировал уже ставший привычным оскал. Только вот сам, вместо того, чтобы как следует вмазать пацану за столь непочтительное отношение, чуть улыбнулся и опустил винтовку. Не стоит забывать – они не солдаты и не бандиты. Они такие же жертвы, которые ищут приют. Только справиться с желанием послать к черту совершенно ненужных ему людей удалось далеко не сразу.
- Рен, уймись.
Довольно тихо и спокойно шикнул на пацана, когда тот начал вырываться из рук удерживающего его мужчины, и как можно дружелюбнее улыбнулся длинноволосому, опуская винтовку.
- Прошу нас простить за не слишком теплый прием. Сейчас опасности стоит ждать из-за каждого куста, сами понимаете, приходится перестраховываться.
Невнимательность и неосторожность, действительно могла выйти боком. И хорошо, если она не приведет к смерти. Расслабляться, тем не менее не стал. Хотя и не делал больше попыток пристрелить незваных визитеров, был готов вернуться к первоначальной цели в любой момент.
- Располагайтесь. – указав рукой на догорающий костер, Хант отошел в сторону, пропуская «новеньких». – Сожалею, мы не сможем угостить вас ужином, но Джек – врач.
Рик

Казалось, эти тварям нет конца и края. Они отбивались, как могли. Выстрелы и крики своих, и писк и визг крыс раздавались со всех сторон. В общей суматохе Рен даже не понял, как так получилось, что эти твари умудрились их разделить. Лишь в какой-то момент повернулся, оглядываясь, но заметил лишь морду вновь кинувшейся на него крысы. А спустя секунду стало и вовсе не до этого. Земля задрожала, словно он снова был дома и переживал привычное для них землетрясение. Но это землетрясение напугало крыс. Где-то рядом с правом плечом наружу вырвался столб пара, Рен едва успел откатиться в сторону, явно действую на одних инстинктах. А в нос ударил запах тухлых яиц. А потом кто-то схватил его за шкирку и потащил за собой. Еще не успевший сориентироваться Рен, не сразу понял, что случилось. И лишь когда над ухом раздался мужской голос, тряхнул головой, скидывая оцепенение и приходя в себя.
- Нет! – рявкнул, от неожиданности даже не осознав тот факт, насколько яростно это получилось. – Нельзя. Там остались Вел и Люк. Мы не можем уйти! - отсутствие Роско и других сейчас не замечал – в последние минуты все внимание его было сосредоточено на девчонке и ее брате. – Не можем! – рванулся в очередной раз, выдираясь из хватки, и даже успел сделать несколько шагов обратно, как снова оказался в руках мужчины. – Мать твою, мы не можем там их бросить! Им надо помочь!
Дальнейшее парень помнил смутно. Вроде бы он все продолжал рваться назад, но совершенно безуспешно. Выкрикивал что-то про то, что они не могут так уйти, не забрав остальных. Совершенно не слушал, а точнее даже просто не слышал, что говорил ему Дитрих. Словно пребывал под водой, куда н долетаю звуки из надводного мира.
Рик

Элис
посмотреть

Джонатан
посмотреть

Майкл
посмотреть

Медея
посмотреть

Александра
посмотреть

Летиция
посмотреть

Жизнь Паркера Джонса начала рушиться в тот момент, когда его в сорок семь лет отлучили от церкви. Убийство. Превышение мер самообороны, состояние аффекта, условный срок. И отлучение. Он плохо помнил, почему это произошло, всё было действительно как в тумане, в голове – ни единой мысли. Вот Паркер идёт домой по своему не самому благополучному кварталу, составляя в уме список дел, которые нужно сделать. Новая программа по работе с детьми из неполных семей и семей, у которых есть «проблемы»; протезирование правой ноги для мальчика из его прихода, которому ампутировали правую ногу – быстро развившийся рак едва не отнял у него жизнь; серия лекций в местном университете, где он расскажет об интересных местах в книге премудрости Соломона. Например: «Итак, хранитесь от бесполезного ропота и берегитесь от злоречия языка, ибо и тайное слово не пройдет даром, а клевещущие уста убивают душу». Да и в целом жизнь Паркера тогда была полна, била через край, ему некогда было отдыхать или печалиться. Он считал, что он абсолютно счастлив. По вечерам, когда он оставался один в своей крохотной квартирке, он вставал на колени около узкой жёсткой койки, и молился, прося успокоить его дух, чтобы он смог выспаться и приступить к своим обязанностям с привычным энтузиазмом. Отец Паркер мог бы назвать себя счастливым, хотя в его жизни была только церковь и Бог, но этого ему вполне хватало, чтобы чувствовать себя полностью удовлетворённым.
Но, видимо, Бог в этот раз был у кого-то другого, потому что следующее, что помнит Паркер, - он стоит, тяжело дыша, над молодым парнем со сломанной шеей. А подле бака с мусором жмётся тринадцатилетняя Лесли, у которой разорваны колготки и блузка, а под левым глазом наливается синяк. Она дрожит, в огромных голубых глазах застыл страх, но кого она больше боялась в тот момент? Тяжело дышащего Паркера, который сорвал с шеи воротничок, когда понял, что мальчишку он убил? Застывшего сломанной куклой насильника?
Лесли отпрянула от Паркера сначала, а потом прильнула к его груди и расплакалась, маленькая девочка, едва не ставшая жертвой насилия.
читать продолжение: «Everything that rises must converge»

теМой любимый Рокки!
Каждый раз я радуюсь возможности написать для тебя слова поздравления, хотя, если бы решение принимал я, это случалось бы гораздо, гораздо чаще (вот почему мне это никогда не доверят).
Знаешь, что удивляет меня больше всего? Лёгкость, с которой ты ныряешь во всякий новый образ, создавая удивительно ярких, необыкновенных, запоминающихся персонажей. Ты - настоящий мастер перевоплощения, это известно каждому на форуме. Я знаю ещё больше: мне знакомы твои идеи и задумки, так и не воплощённые (пока?), которые поражают своим разнообразием, необыкновенной фантазией, глубиной чувства, вложенного даже в самые незначительные детали.
Читать тебя всегда интересно. Каждый твой пост - маленький праздник, потому что я не могу быть уверен наверняка, куда ты уведёшь меня на этот раз. Ты выстраиваешь в своей голове волшебные замки и сплетения событий, заставляя меня ощущать себя Алисой, бродящей по таинственному Зазеркалью. Спасибо тебе за магию, которую ты творишь для нас двоих, позволяя и другим увидеть её частичку.
Спасибо за каждый пост,  за каждый сюжет и мысль, разделённую на двоих. Пускай их поток никогда не иссякнет, а наша с тобой игра продолжает всё так же вдохновлять, спустя ещё долгое время. Каждый твой пост - лучший, так или иначе, и каждый следующий - лучше предыдущего. Ты меняешься, растёшь и расцветаешь, спасибо тебе за честь наблюдать всё это.
С любовью, твой Рыжий.   
(с) Энджел

Кит

Аллан

Бонни

Мария

Бенджамин

Винсент

Очень часто люди, которые не хотят внимания, оказываются в золото клетке на всеобщем обозрении. Это какая-то извращенная психология робких и нерешительных людей, их логика - они ищут тех, кто сильнее, кто может их защитить. Те же, обладая сильным характером, в свою очередь любят купаться во внимании, охотно получают и ищут его, тем самым создавая ситуацию, при которой робкий партнер оказывается под светом софитов. Очень часто я чувствовала себя в этой ситуации - не желая внимания я получала его из-за Моники, за которую цеплялась всю сознательную жизнь. Смелая, рыжеволосая Моника вела меня вперед, собирала вокруг нас людей и решала если не все, то многое, и я была довольна таким положением дел, даже если порой это все смущало и заставляло меня желать куда-то спрятаться. Но мысль оставить позади в таком случае Монику мне не нравилась: откровенно говоря, она меня пугала. Поэтому и признание подруги в том, что идти она все равно собиралась со мной, заставило заулыбаться и почувствовать тепло где-то в груди, которое никуда не делось и в шатре гадалки.
Пока Моника говорила, я украдкой рассматривала цветастые платки, перекинутые через ширму, на украшавшие металлический каркас, на котором все держалось, светлые огоньки.
«Begin The End» Венди

Медленный танец заводит ещё сильнее. Мы переступили все границы, оставив любые сомнения далеко позади. Хотя я не сомневалась ни минуты, даже когда стало страшно, я прекрасно понимала, чего хочу от этой встречи. Потому я здесь, плавно изгибаюсь, и как завороженная слежу за каждым её движением, за каждым мускулом на её лице. Остался только шаг.
И он остаётся за Бонни. Своенравная блондинка опрокидывает стакан с виски, а затем швыряет его в дальний угол комнаты, из которого до моего слуха доносится треск и дребезг. Агрессивное начало выливается в стремительный поцелуй, наши тела притягивает как магнитом, я готова утонуть в её страсти, в нашей страсти. Ноги становятся ватными, когда Сил разрывает связь наших губ и жарким дыханием обдаёт мою щёку, ухо, шею. Мне едва-едва удаётся подавить стон, рождённый глубоко в груди, и она, вновь прильнув к моим губам, продолжает поцелуй.
Жадное желание обладать заставляет нас двигаться. В этом споре британка явно сильнее, и мне приходится пятиться назад, покуда мои ноги не упираются в край стола, на котором до сих пор стоит нетронутый мной стакан с виски. У нашей страсти нет преград, по крайней мере таково мнение Бон, потому она с лёгкостью отправляет весь хлам со столешницы прямо на пол, освобождая тем самым место для меня.
«» Уиллоу

Проклятье или нет, но это было действительно правдой. Адам не стремился быть дотошным и приходить всегда и везде вовремя, просто ему везло, плюс он выходил из дома чуть раньше, с запасом, который обычно и улетал на всякие задержки. Сейчас он вообще вышел за почти два часа до назначенного времени, потому что не мог усидеть на месте, так жаждал ее увидеть.
«Три дня слишком большой срок, чтобы я даже не прикоснулся к ней. Я окончательно и бесповоротно рехнулся…»
Иса всегда выделялась из толпы своей бешеной энергетикой, невидимой человеческому глазу. Подобно ауре, она окружала ее, как теплый шарф, и быстро распространялась на других. А иначе как объяснить, что он подсел на нее как на наркотик? Он приготовил завтрак, чего не делал много лет. Посуда не в счет, это было главным правилом в доме Миллеров, что «тот, кто готовит, не моет тарелки». Он поддался чарам незнакомой женщины, казалось, обычное явление, и все выходные не вылезал из ее постели, даже не придумывая предлоги, а просто оставаясь на сломанном диване, пока на груди удобно устроилась незнакомка из бара. И тем более он купил по пути дурацкую розу с длинным стеблем и необычной синей окраской, под цвет глаз той, что ждала его. 
«make me feel like someone else» Адам

Глубоко-серое небо прочертила продольная полоса, разрезав редкие облака на осколки; самолет улетел по направлению в Монпелье, оставив позади себя хвост, который, подобно острию ножа, кромсал небесное полотно. Последние несколько дней шли дожди, а потому брусчатка блестела влагой, подставляя свою спину ботинкам прохожих – французов и приезжих, пестро говорящих на сотнях языков, покупающих свежий, ломкий багет, хохочущих и греющих пальцы о бумажные стаканчики с чаем или кофе. Пряный привкус табака осел на кончике моего языка, когда очередной окурок отправился прямиком в городскую урну: я любил много ходить пешком, если позволяла погода, а еще много курить в процессе, если позволяло здоровье; в последнее время я снова начал все меньше тревожиться о том, насколько хорошо мне или плохо. Избавившись от болезни, которая поглощала меня довольно продолжительное время, навевая тоскливые мысли о смерти, я вновь стал безучастен к своим внутренним ресурсам. Какой смысл в жизни, которой нельзя наслаждаться? Сейчас в ней были вино, сигареты, музыка и Клеман. Одно всегда прекрасно сочеталось с другим, от перестановки слагаемых сумма удовольствия не менялась. Мы затерялись в одном из типичных французских домов с узкими окнами и дощатым полом, который поскрипывал ночью, пугая воображение. Я снова занялся музыкой, вернулся к студийным записям, в душе мечтая вновь сколотить более-менее годную группу.
«Aimer d'amour» Марсель

Больше всего сейчас ей хотелось взять свой телефон в руку и набрать его номер, но она не могла, совершенно точно понимая, что другого пути, кроме как решиться на полный пересмотр их жизни быть не может. Оливия ещё не знала, как именно это сделает, но она уже была уверена в том, что это случится. Выезжая на проезжую часть, она снова бросила пленительный взгляд на свой самсунг, в надежде, что та могло что-то измениться. Опасаться за то, что он может оставить её и вовсе, решив вернутся обратно в семью ради благополучия своего сына сейчас было не такой уж и паранаидальной мыслью. Как всегда, она приехала в их квартиру раньше того, как на пороге объявился Дилан.
      Лив подошла к нему вплотную мягко касаясь ладонью его щеки и нежно целуя в губы, улыбаясь тому, что она наконец-то появился. Как просто делать вид, что все в порядке, когда на самом деле весь день прошел в сумасшедших раздумиях о том, что вообще сейчас происходит в их жизни. Возможно она просчиталась в своей игре и не была столь талантливой актрисой, потому, что уже в следующую минуту отступила, незаметно кусая свою нижнюю губу, тем самым подавляя желание выплеснуть свои эмоции наружу. Не хватало того, что отец все больше и чаще стал давить на неё со всей темой этого бизнеса, так теперь ещё и человек, которого она любила терялся прямо из её рук.
«There is always a chance.» Оливия

Но Михаэля же сцена преображала. Что служило тому причиной? Доза лекарств, что была выпита им накануне или же самоотверженная вера в свои идеи и стремление донести их до как можно большего числа людей? И как  наиболее эффективно это можно было сделать, если не с живой публикой, опаляя ту собственной одержимостью, убежденностью и ходом мысли. Пользуясь не отшлифованной цифровым изображением харизмой, интонациями, не съеденными качеством записи, далеко не самым лучшим, как было бы, будь съемка студийной, энергетикой, многократно усиливающейся от льющейся из зала отдачи. На стороне Штернберга был и эффект неожиданности и изголодавшиеся до зрелищ люди. Даже те, кто не был с ним согласен, все равно, стоило тому заговорить, мгновенно оживлялись и прислушивались, стремясь не упустить новый повод для последующих после пересудов, который еще долго будет обсуждаться и передаваться из уст в уста по неутихающему сарафанному радио.
«Да что позволяет себе этот немец?!»
«Кто это допустил!»
«А вы не в курсе, что именно он там себе позволил и почему его не должны были допустить?» 
«Нельзя подать в суд за то, что тебя наняли на работу» Мадделин

30.06.13

Лучшая игра недели

Последнее, что он успевает увидеть. перед тем, как падает самолет - Ада. Она стоит на крыше вагона метро и смотрит ровно ему в глаза. Это странно, та кассета. что он видел ранее в лабораториях под собором, агенту определенно нужно было получить ответы на свои вопросы. но это же Ада, которая сама по себе была вопросом и привычек на них отвечать не имела. А потом, становится просто не до того, потому что самолет, пропахав брюхом монорельсовые пути, падает посреди складов и им только каким-то чудом удается выбраться из него, выбив лобовое стекло. Позади все еще зомби. но их быстро сметает пожар, что расползается по всему судну, а так же по грузовым контейнерам, что щедро расставлены в округе.
- Добро пожаловать в Китай! - с львиной долей сарказма роняет агент и оборачивается на женщину, что идет следом. Она хромает. А он ее уже почти не винит в том, что случилось, почти что. Они проходят ровно шестьдесят три шага, плутая в лабиринте складов.
- Леон! - агент оборачивается быстрее, чем может подумать. Неужели, послышалось? Но нет, к ним действительно бежит Шерри. Но удивление на его лице становится еще сильнее, когда взгляд голубых глаз падает за ее спину, где...
- Джейк! - Кеннеди срывается с места под непонимающий взор обеих женщин. - Ты - жив.
Хотя это скорее должно быть очевидным. все охотились за треклятой кровью Вескера-старшего и в этот момент он готов убить его сам и снова. за все хорошее. что он сделал. За все плохое его найдет и погладит по головке - Крис. Рука агента ложится на шею парня и притягивает к себе. На них смотрят, вокруг пожар, но американец не может думать ни о чем другом. Он целует Джейка, одновременно с тем, как Шерри пытается спросить, что они тут делают. Но разговоры могут подождать. 
Аллан

Джейк в своей жизни видел много разного дерьма. Так сложилась его жизнь единственного сына больной матери в Богом забытой стране. Так сложилась его жизнь наемником. Он видел разрушающиеся от времени и отсутствия денег дома, детей, что играли не с новомодными игрушками, а с палками и камешками, он сам был таким. Он видел, как города рушились под ударами артиллерии, он видел, как умирали чужие дети, он сам убивал других людей. Но самым большим адом в его жизни стала эта гребанная комната три на четыре метра. Она была белой, абсолютно белой. Белые стены, белый потолок, белый пол, белая шторка, белое постельное белье. Черт, даже гребанный телевизор и тот был сволочь белым. Хреновы пижамные штаны, в которых он тут ходил и те были что б его белыми. После этого заточения парень знал точно, он больше никогда не сможет полюбить или воспринимать нормально этот цвет.
А еще он был один большую часть времени. Он сидел запертым в этой чертовой комнате и все время ждал, когда снова придут взять у него очередной анализ крови или вколоть какую-то новую дрянь. Доктора или кем они там были, не разговаривали с ним, они даже толком друг с другом не разговаривали, просто делали свое дело, снимали показания с каких-то приборов и растворялись где-то в глубине таких же белых коридоров, которые он мог видеть по дороге от лаборатории до своей комнаты. Единственным хоть каким-то пятном во всем этом буйстве белого были странные недозомби с автоматами в черных костюмах и непонятных масках вместо лиц. Они ходили туда-сюда, явно патрулируя периметр и Мюллеру в общем-то не оставалось больше ничего другого, кроме как следить за ними. Плана выбраться не было, но делать это точно нужно было как-то. Докторам он явно рано или поздно наскучил бы и тогда эти самые охранники пришли бы по его душу.
Кит

L'ete indien

Были времена, когда обычно «прости» могло исправить ситуацию к лучшему. Монстр обижал – она молчала и ждала ласковых слов. Надеялась, что Бен одумается и прижмет к груди нашептывая заветное «люблю». Тогда признания были редкостью. Тогда в них не ощущалось обреченной обыденности. Тогда она еще во что-то верила. В тайне мечтала, что зверь хоть изредка заменить боль нежностью. Будет считаться с ее потребностями. Увидит в ней женщину, а не игрушку. Станет беречь любовь девушки, как нечто ценное и незаменимое. Она жила в утопии. Знала, что хищное существо не может иначе. Не просит прощения… ничего не обещает. Пока жила ее любовь, Ри мирилась с отведенной ей ролью. Все в прошлом. От чувства остался осыпающийся остов и существовать, как раньше она не сможет.
- Нет. Я не знаю… - девушка качала головой. Прокручивая подслушанный монолог, она сильнее запутывалась все сильнее. В ней боролись вера и безверие. Желание быть нужной и страх нового сокрушительного предательства. – Твой голос… твои признания… Ты никогда прежде не был настолько открытым и… уязвимым… Я поверила… На миг… Вопреки всему, что между нами было… Я поверила каждому слову… но потом… - запинаясь и глотая слова, Мария пыталась объяснить, что чувствовала в тот момент. Эйфория не продлилась долго. Сквозь мерцающее облако ярких эмоций стали проглядывать черные пятна страха и обиды. Стало обидно и больно от того, что Бенджамин открылся малознакомой подружке по бегу, а ирландка по-прежнему оставалась недостойна прямых откровений. Если бы Ри не подслушала, то так бы и не знала насколько увяз монстр в чувствах и желаниях. – Потом ты сказал «извини», и я подумала, - говорить больше не оставалось сил.
Мария

Люди рождены, чтобы причинять боль. Любить. Прощать. Расставаться. Вновь сходиться. И так по кругу. По пятам всюду следует боль. Слабая. Сильная. Обжигающая. Они не верят и учатся доверять. Они оступаются и падают. У кого-то больше нет сил подняться. Кто-то изо всех сил карабкается дальше, лишь бы не остаться в этом дерьме и одиночестве навечно. Жизнь каждому воздает по заслугам. Бен не получил и доли того, что заслужил. Проводя дни и ночи рядом с Марией, это тоже была часть его муки. Она не прощала, не могла заново полюбить... чувствовать. Она больше не была его. Это было то, в чем так нуждался Бен. Мария вернулась к нему раздавленная и почти неживая. Он отогрел ее, накормил. Вернул физическую силу, но залатать израненную душу так и не сумел. У него не получалось... и он больше не знал, что еще сделать, чтобы больше не быть в ее глазах и мыслях только монстром. Это клеймо было выведено на теле и сердце. Едва девушке удавалось забыть об этом, старые раны напоминали о прошлом.
Он больше не хотел так. Не хотел быть для нее только чудовищем. Чем угодно, но не им. Вглядываясь в родные черты лица, Бен водил пальцами по румяным щекам, задевая приоткрытые уста. Ее губы шевелились. Зачем она это говорила? Разве боли по-прежнему было мало? Бен не затыкал уши и не отстранялся, хоть видит Бог, как трудно было удержать свой взгляд на ней, пока Мария в очередной раз пыталась ему сказать, что не может верить. Даже после того, что между ними было на поляне. Доверия не осталось...
- Я говорил тебе о том, что чувствую, но ты больше не верила... не слушала... не могла довериться мне, - он не искал для себя оправданий. Их не было. Но это опять причиняло боль. Выжигая сердце изнутри, яд растекался по венам. - Я понимаю... - неужели?
Бенджамин

Нина. Расплата за любовь.

Со вчерашнего вечера, когда муж вернулся домой и рассказал ей про Нину, Лиза Ивлева сходила с ума от страха. Она знала, что прямо сейчас её единственная настоящая подруга переживает, наверное, худшие мгновения своей жизни, и плакала от бессилия и невозможности помочь. Лиза не знала Егора Климова так хорошо, как её муж, но она провела немало времени рядом с этими людьми, чтобы понять: даже звери милосерднее их.
Дай бог, Нина переживёт эту ночь, а утром Лиза поедет к Климовым и попробует с ней увидеться. Она поделилась своими планами с мужем, а Димка вдруг разозлился и рявкнул, чтобы выкинула бредовые мысли из головы и никуда не совалась. Лиза притихла, не понимая, чем вызвана эта несвойственная ему вспышка ярости, но расспрашивать не рискнула. Девушка видела, что муж взвинчен и не стала продолжать тему. Вместо этого она села к нему на колени и обвила руками  шею.
Карась молча гладил жену по спине, с горечью думая о том, что, возможно, это в последний раз. Еще сегодня утром он был уверен, что они с Лизой замечательно проведут вечер вдвоём, но прошло всего несколько часов, и будущее утратило всякую определённость.
Однажды Егор его уже предупреждал, и вот очередной Нинкин фортель подставил Карася под пулю…
Мысль о том, что Климов может обвинить в случившемся её мужа, которому полагалось повсюду находиться с Ниной, обожгла задремавшую Лизавету, и сон как рукой сняло. Она сидела на неубранной кровати и прислушивалась к шорохам и шагам за дверью, стараясь унять отчаянно колотящееся сердце. Прежде ей не приходило в голову, что своим поступком подруга разрушила остатки доверия, которые еще сохранялись между нею и Егором. Но самое ужасное, что из-за этого может пострадать Димка, в чьи обязанности входило не только заботиться о безопасности Нины, но и отслеживать, где она бывает и с кем общается.
Георгий

« Я в тумане зажгу звезды, чтобы ты не заблудилась. Я руками вырву сорняки, чтобы ты не оцарапалась. Я сравняю горы, чтобы ты не споткнулась. Я верну тебе дыхание, чтобы ты жила…» В ушах, пока Нина была в насильственном сне, стараясь вырваться из тягучей пелены, постоянно звенел голос женщины. Певучий, обволакивающий свое теплотой, даря покой и умиротворение.
- Мама, мне так плохо. Из меня будто вырвали частичку, оставив пустоту вот тут, - Нина положила руку на низ живота, слегка поглаживая его пальцами. – Что там было?
- Милая моя, - лица девушки коснулись тонкие и холодные пальцы, - там была жизнь. Твоя. И ты должна вернуть ее.
- Значит, я умерла?
- Нет, доченька, тебе еще рано. Ты просто ждешь.
- А чего я жду? – Нина пыталась уловить образ дорогого ей человека, бежала и руками смахивала плотный туман, который мешал ей успеть, догнать и остановить ускользающую тень матери. – Подожди. Скажи, чего я жду, мама!
- Когда ты проснешься….
… - Нина, - Климова повернулась на голос, вздрагивая от яркого света, что резко ворвался в помещение. – Нина.
Она хотела пошевелиться, но навалившаяся на нее усталость придавливала к кровати как сто слонов, разом навалившихся на хрупкое тело лежавшей девушки. Кончиками пальцев Нина ощутила плотную ткань, на которой лежала, едва шевельнув пальцами ног, ощутила боль в низу живота, отчего тихо простонала.
- Ну как она? – раздался знакомый голос с низким тембром где-то рядом.
- Жива. Она слышит, но по реакции видно, что еще больно.
- Почему она не открывает глаза?
- Я не буду ее выводить из сна. Рано. Она все время произносит одно и тоже, как будто в нее вставили сломанную пластинку. Эмоции не отпускают даже на угнетенном лекарствами уровне. Сильная девочка.
Нина

don't yawn, cause this is Africa

Быть чьим-то героем ей приходилось и раньше, но никогда настолько не хотелось выпятить грудь, уперев руки в боки и замереть на мгновение, представляя, как воображаемый ветер колышет красный воображаемый плащ. Наверное, это нервное, потому что как иначе объяснить вырвавшийся смешок, Элис не знала:
- Я прям почувствовала себя Супервуман, – сквозь смех сообщила она, всё пытаясь прикрыть рот ладонью, и только размазывая по лицу грязь, вместо того, чтобы затыкать создавать препятствие выходящему звуку. Первые признаки зарождающейся истерики пришлись совсем не кстати, и не нравились самой Элис, но перестать хихикать оказалось сложнее, чем хотелось бы. За свою жизнь она успела повидать достаточно, чтобы считать себя довольно непробиваемой особой, но, видимо, всему бывает предел. Пришлось мысленно отходить себя по щекам, пригрозив, если не подействует, предложить красавчику сделать это уже с применением реальной физической силы. Для этого, правда, сначала пришлось бы слезть с крыши, но ей всё равно, так или иначе, пора оказаться внизу, пока хлипкая конструкция, скрипящая, трясущаяся и всё сильнее прогибающаяся под её весом после каждого нового приступа хохота, окончательно не провалилась, оставив Фишер без опоры. То ли открывающиеся перспективы заработать пощёчин и ещё парочку синяков на попе, оказались тому виной, то ли отрезвляющие слова Рипли, но смеяться Элис перестала так же резко, как начала. Пару раз икнула, вцепляясь в, вернувшуюся на своё место, лестницу, и задержала дыхание, перенося вес тела с крыши на перекладины-ступеньки. Она тоже считала, что рано им радоваться, конечно. Вкус первых мгновений маленькой победы уже рассеялся, снова сталкивая с неприглядной реальностью.
Элис

Последний пункт плана получался до ужаса коротким, причём уточнение вставлялось отнюдь не для красного словца. По ночным джунглям в дождь Куперу гулять ещё не приходилось, однако опыт подобного толка выглядел, как и все остальные из серии «в жизни надо попробовать всё»: минимум полезного и развивающего, максимум опасного и травматичного. На волне плавного движения по набравшемуся озерцу удачи Купер всерьёз планировал заделаться завзятым астрономом-путешественником, который без запинки определяет по звёздам собственное местоположение. Всё, чего сумел на данный момент добиться Рипли, так и не записавшись в кружок любителей использовать телескопы по прямому назначению, а не для наблюдения за соседями через дорогу, это определить Полярную звезду. В короткий промежуток затишья, когда небо на некоторое время расчистилось, а целый кортеж конголезских военных так и не добрался до своей базы, он успел заметить, с какой стороны светил небесный указатель. Возвращаться следовало в ту же самую сторону, если кортеж не закладывал поворот, который Рипли пропустил. В конце концов, приложили его от души, так что некоторую погрешность в собственные вычисления надо было бы заложить сразу. Дорогу спросить появлялась возможность только у вышедших на берег в поисках корма гиппопотамов, так что…
До выхода из двухэтажного барака, верхний из которых они с прекрасной девой благополучно поломали, Купер ещё питал некоторые надежды. На самом деле он питал их и после, но сначала как-то по-особенному. Потому что удалось найти все вещи, да ещё и разжиться мачете! Конечно, у Китнисс Эвердин стартовый набор снаряжения выглядел чуть-чуть побогаче за счёт верёвки, однако они с Элис пока выигрывали по числу преследователей.
Рипли

Tell me where do we draw the line

Вокруг всё вмиг стихло, замедлилось, стены начали сужаться, дыхание укатилось куда-то вниз, зрачки резко расширились по мере её приближения ко мне. Я не мог отвести взгляда, даже когда сотрудники службы безопасности догнали меня. Она ловко проскользнула через их руки, и произошло то самое, ради чего были все эти безумные гонки по аэропортам, эти выходки с криками на её сестру и любыми попавшимися людьми на моем пути. Пути к ней. К ее губам, к ее объятиям. Мои руки инстинктивно схватили ее за талию, крепко прижав к себе, а губы в агонии желания, что настигает в долгой разлуке, замкнулись в жадном поцелуе. Мне не хотелось её отпускать: ни сейчас, ни когда-либо еще. Никогда.
- Летти, - задыхаясь не то от бега через все эти тернии, не то от бешено колотящегося сердца в её присутствии, не то от страстного поцелуя, который, хоть и длился недолго, но успел отразить всю скорбь содеянного нами обоими. – Не уходи… Останься со мной. Я люблю тебя. – Подняв её слегка опущенное лицо руками, я, приблизившись к ней вплотную, упираясь лбом в её лоб, шепчу слова признания практически ей в губы. Уверенности в этом откровении мне не занимать, Станиславский бы аплодировал стоя, прикрикивая «верю!» или «браво!», вот только не игра эта вовсе была – произнеся это вслух дороги обратно нет. Я всегда так считал и считаю до сих пор, потому раскидываться подобными выражениями считал кощунством.
Летиция, я безумно, бездумно и сумасшедше люблю тебя!
Готовность повторить это еще тысячу раз пробуждает очередную волну эйфории в теле, и, поддавшись ей, я снова хочу ощутить на губах её горячее присутствие. В голове кружатся обрывки воспоминаний наших счастливых дней и наших страстных ночей. Еще мгновение, и я был бы готов сорвать с неё всю одежду прямо на глазах у всех…
Нил

Сердце у меня в груди бешено колотится, прямо-таки ломает изнутри грудную клетку, мне трудно дышать. Я делаю вдох, резко. Считаю до двух. И мои губы расплываются в улыбке такой сливочно-счастливой, как помадка – сахарный сироп, мгновенно застывает на губах.
- С ума сошел? – Шепотом, но так тонко, почти пискляво, задаюсь вопросом, его почти не слышно, но он прочтет по губам. Пытаюсь выровнять свое дыхание – это отчего-то напоминает вождение в нетрезвом виде в гололед, так же трудно, почти невозможно. С ума сойти! А под ребрами бьются его слова, прожигают в легких дыры. Проходит, как мне кажется, целая вечность, прежде чем я слышу свое стремительно рвущееся с губ обещание не уходить. Он ведь просит. Я не могу отказать. Многим отказывала. А вот ему не могу.
Вздрагиваю. От мысли, что нас мог видеть вернувшийся Джон. Но нет, это всего лишь охрана, о присутствии которой мы забыли в момент воссоединения. Я делаю шаг назад, не затем, чтобы уйти, но, чтобы не мешать, однако слышу крик отчаяния, мольбу в голосе своего бывшего парня и сердце будто бы рвут кусками из груди.  Наверное, это и называется «шок». Потому что я хватаю ртом воздух и собираюсь напомнить Нилу, что все еще здесь и не уйду, как слышу его резкий, режущий мне слух ответ охране, а затем чувствую, как он хватает меня за руку. Мы бежим. Это чертов побег, и он кружит мне голову. Я почему-то смеюсь и от смеха болит под ребрами, там борется холодный воздух, что я хватаю ртом и колючая рождественская радость от встречи. Мы как Бонни и Клайд в современном мире, только над нашими головами свистят не пули, а отменная брань и требование немедленно остановиться.
-Я не… знаю – у меня складывается ощущение, что Мэддокс пытается наверстать упущенное с момента нашего расставания.
Летиция

Джонатан
посмотреть

Джиневра
посмотреть

Александра
посмотреть

Летиция
посмотреть

Дэвид
посмотреть

Александра
посмотреть