Армин делает шаг навстречу, и Эрен почти готов сбежать. Арлерт служит ему тюремщиком — из раза в раз проворачивает ключ в стальной двери карцера, но никогда не отпирает ее. Любовь затягивается на шее удавкой — веревка давно истлела, но мальчишка, мечтающий о свободе, упрямо продолжает совать голову в петлю. Нельзя подпускать Армина к себе, марево его взгляда куда теплее ледяной воли, застывшей в веках. Эрен смахивает с ресниц соль, но так и не находит в себе сил отнять руки.
— Я... — голос против желания дрожит. — Я не хочу быть хуже, чем я есть, — надо же, оказывается чудовище вроде Атакующего еще способно на слезы: Эрен и сам удивляется. — Столько лет... Я столько лет шел к этому, Армин. Я должен выполнить план любой ценой. Любой! Мне... Мне страшно. Чем еще мне придется заплатить? А если это будешь ты или Микаса? — он обессилено падает на колени и хватается за полы чужого кителя. — Просто скажи мне, где Зик. Умоляю, — шепот его больше напоминает шипение — похож ли он на того змея из книги, что предлагал яблоки первой в мире женщине? Аве, кажется. Или Иве? Еве? Какая, к черту, разница: правдива лишь одна история — детская сказка про маленькую рабыню-свинопаску. Она и теперь смотрит за скотом, что заботливо зовет ее Прародительницей.
Eren Yeager
Дамблдор закрыл глаза, погасив единственную свечу в комнате, и провалился в глубокий сон.
Утро наступило внезапно, Альбус недовольно поморщился, заслышав стук в окно — утренняя почта. Через несколько секунд сообразил, что сова недовольно ухает в клетке, а за окном слишком темно для рассвета и приподнялся на локте, сонно щурясь. Силуэт за окном казался знакомым и незнакомым одновременно. Смутное понимание — в этот нет никакого смысла, но интуицию и глаза не обманешь — выдернуло из постели. Через секунду Дамблдор открывал окно.
— Геллерт? — взъерошил волнистые пряди на затылке, не переставая щуриться.
"Двери нашего дома всегда открыты". Двери, не окна.
— Что ты здесь делаешь? Что-то с Батильдой?
Сердце рухнуло куда-то вниз и Дамблдор мгновенно проснулся.
Albus Dumbledore
- Вы лишаете меня чувства контроля, это портит все ощущения, — парировал психиатр. Вероятно, ему польстило бы такое внимание, будь оно следствием его непревзойденного обаяния, а не частью плана по выведению противной рептилии на чистую воду. А так как-то не вдохновляло. – Мужская гордость, знаешь ли, страдает.
Очевидно, ему одному было до этого дело среди собравшихся, а дамы уже все для себя решили. Не привыкать, и все же, не самый, знаете ли, приятный момент, когда права голоса тебе не дают вовсе, несмотря на твое участие и вроде как даже должность первого помощника командира. И после этого женщины жалуются на дискриминацию?
Will Zimmerman
Это ученый уже успел прекрасно усвоить. Когда военные что-то предлагают, в их, казалось бы, вопросе всё равно содержится скрытый приказ. Приказы вообще казались ему главной страстью практически всего командования Звездных Врат: что-то не получается – отдай приказ. Не получается всё равно – отдай снова, это же должно сработать. Всё должно работать, если ему, этому чему-то, так командуют. Вот только, по мнению доктора, этот путь вёл в никуда.
Nicholas Rush
Райнер осознаёт, что проиграл, когда просыпается в тёмном помещении, ограниченном решётками. Он сразу узнаёт это место, несмотря на то что чаще бывал по другую сторону клетки. Ему обидно, до слёз. Он проиграл этот бой. И понимает, что проиграет любой другой. Правда всегда была у него под носом – он неподходящий кандидат, хоть и напрочь отказывался это признать. Он потерял командира, провалил задание, из-за него уничтожат его родину. И Эрена ему не одолеть.
Некогда буйный мальчишка, часто посещавший эту самую тюремную койку, теперь стоял у обратной стороны ограды и наблюдал за пленённым марлийцем.
— Я принес воды, — тонкие пальцы опускают походную флягу на каменный пол. У Райнера пересохло в горле, но он не будет пить эту воду. Она отравлена. Отравлена тем, что её принёс именно он. Тот самый мальчишка, чей дом Райнер разрушил, которого обманывал столько лет, кого предпочёл бы видеть мёртвым, а не этим чудовищем. Для кого он не смог стать ни другом, ни братом, ни даже достойным соперником.
Reiner Braun
Выстрел с арены раздается в ушах оглушительным грохотом, будто эхом со зрительских рядов театра Эпидавра. На другом конце трибун пожилая женщина начинает громко реветь. Судьи машут красными флажками: кровавое представление прерывается и уходит на технический перерыв.
Турок издает звук блаженного восторга, глядя на подскочившую вверх кривую доходов, и с облегчением гасит экран смартфона. Барон кладет локоть на стол, затягиваясь чужой самокруткой, и безразлично наблюдает, как несколько крупных мужчин волокут хрупкое женское тело по пластиковым стульям трибун и бросают у выхода.
— Скорпион распустили. Я написал последний рапорт о провале задания на Мишкольц и подал в отставку через сербский комиссариат, — тихий голос звучит ровно, холодно, отстраненно. Земо повторно пожимает плечами и тянет пальцы к миниатюрной чашке. — Две недели назад, мне выдали боравак и направили в Белград, чтобы оформить новое гражданство. Сейчас это делают быстро для тех, кто был в зоне поражения.
Helmut Zemo
Он дробно моргает ー раз, другой. Поворачивает голову неторопливо, но ломано, будто в шеях заклинило шарниры ー и даже не вздрагивает, когда видит почти незнакомую фигуру; нынешние обстоятельства казались настолько невозможными, что реакции тела стопорятся, а нервная система уходит на долю мгновения в анабиоз. Чушь какая-то ー пересушенные водкой губы растягиваются в едва заметной улыбке; слова почти незнакомого голоса пролетают мимо, не задерживаясь и на долю секунды в междуушном ганглии, которым сейчас и являлся отравленный мозг Тора.
Так легко жалеть себя, травить, доводя до исступлённого состояния невменяемости ー но оно не обволакивает надолго, не является панацеей или даже хоть сколько-нибудь состоятельным обезболивающим средством; опосля всегда становится стократ больнее. Он бы выучил этот урок ー да что в том проку? Очередная галлюцинация перед ним, пришла за крупицами душевного здоровья, чтобы, как это Локи всегда умел, отщипнуть ещё немного от хлебного мягкого сердца, кольнуть клювом, точно коршун ー прометееву печень. Единственный Железный человек отдал свою жизнь во спасение этой горемычной вселенной ー а Тор железным уж точно не был. Где-то в глубине циклона над обрывом зарычал просыпающийся гром.
Скоро гаркнет ー но сначала Тор, всё же, убедится в своих опасениях.
Thor Odinson
— Ты ведь не думала, что сможешь жить спокойно? Как тебе спится после всего, что делала вместе с отцом? — девушка еще только начала приходить в себя, но похититель своим мерзким голосом начинал говорить с ней. Эбби не готова была к этому. Ее голова раскалывалась, тело болело [где были раны она пока не могла сообразить], а он чего-то от нее хотел.
— Пошел к черту, — единственное, что еле произнесла Хоббс и попыталась взглянуть на мужчину. Хотелось заставить его страдать и почувствовать всю боль за то, что с ней сделал, но… Эбби не могла даже просто пошевелиться. Ее тело было слабым в эту секунду, а похититель словно специально держал дистанцию и лишал любой возможности нанести ему удар.
Он ушел, а Эбигейл осталась в подвале. Состояние становилось все хуже, а силы постепенно покидали девушку. Она уже даже не понимала сколько времени здесь находится. Несколько часов? Сутки? Пару дней? Это было сложно определить. Хоббс бы не мешало просто суметь пошевелиться и поискать выход из этого места. Она сейчас чувствовала себя слишком слабой и от этого все становилось еще х у ж е . Думала, что начала бредить, когда услышала знакомый голос. Ганнибал пришел за ней, — единственное, что радовало. Что предавало сил открыть глаза и взглянуть на него, убеждаясь в том, что все р е а л ь н о .
Abigail Hobbs
В обществе Нины почему-то очень спокойно. Инеж замерла на пороге, поймала ее взгляд и почувствовала, как ее тревоги немного отпустили.
— Не ему. Мне, — Призрак не была слишком многословной. В “Зверинце” могли избить за лишнюю болтовню.
Иногда Танте Хелен делала эта сама. У нее была тонкая кожаная плеть, звук ударов которой Инеж запомнила хорошо — вероятно, до конца своей жизни.
Плеть почти не оставляла следов на ее смуглой кожи, но жалила больно. В основном доставалось спине и бедрам — Хелен никогда не позволяла бить девочек по лицу, чтобы не портить “товар”.
Инеж повела плечами, отгоняя непрошеное воспоминание. Сейчас хотя бы оно было не таким сильным, как раньше.
Видимо, в обществе Нины Зеник ее магия сердцебитки работала и сама. Или все дело в ее приветливости, которым неожиданно сменилась хмурая и настороженная встреча.
— Пожалуй, — нужно ведь с чего-то начинать. Инеж не привыкла открываться людям с тех пор, как ее похитили работорговцы, поэтому ей немного сложно.
Она села за стол напротив Нины, пододвинула к себе блюдо с вафлей, политой клубничным сиропом.
Inej Ghafa
Краем уха Томасу удавалось улавливать нить беседы их прекрасных спутниц, не самую интересную, на его вкус, ровно до одного момента. Пожар? Взгляд мужчины стал более серьёзным, они оба почувствовали, что атмосфера накаляется, и стоит переключить внимание на Алису и Кэрол. Несчастный случай. Это многое объясняло, и отсутствие посетителей у девушки, и её появление в столь необычном месте в целом. Да и эмоциональную реакцию блондинки можно было понять. Если речь шла о смерти члена семьи, глупо ожидать бурное желание обсуждать эту тему с незнакомцами. Даже не самая тактичная Кэрол поняла свою ошибку, принялась извиняться, но по выражению лица Алисы стало понятно — решение уйти окончательное.
На долю секунды Шелби замирает, обдумывая, как бы завершить встречу без ненужной неловкости для каждого из участников. После чего улыбается, пожимает плечами и отправляет одними глазами послание, видимое только для Форда. “Женщины, как их понять”. В ответ получает кивок, который в переводе на слова означает “знаю твою боль, друг”. Кто бы мог подумать, что драма между их спутницами только усилит ту связь, что начала зарождаться у бизнесменов. А значит, можно без лишних переживаний откланяться, пообещав обязательно у них отужинать при следующем же визите в Лондон.
Thomas Shelby
Сасагава резко повернулась к другу, когда тот вскрикнул, и с ужасом заметила, что по его руке стекает вода, а чайник пытается возвратиться на прежнее место – два факта срослись меж собой очень быстро, но Тсуна не позволил Киоко уцепиться ни за эту мысль, ни за эту несчастную, обожжённую горячим чаем руку, вновь совершенно бессовестно сбивая девушку с толку разговором о том, что он все исправит. Сасагава опустила взгляд вниз, на небольшую лужу, растекшуюся по полу, и заметила мелкие капли на темных брюках. Как же это всё было невовремя, как же это было не к месту – уже уходящий день едва обрел яркие краски, но жизни непременно захотелось добавить глупой, но столь неприятной и обидной ерунды. Пролитый чай и перспектива уборки не портили настроение Киоко, а вот то, что Тсуна по воле случая обжегся, волновало девушку куда больше. Беглый взгляд голубых глаз скользнул по чужому запястью, но Савада слишком быстро одернул руку, повернувшись к раковине. Вроде бы ничего критичного, лишь легкое покраснение.
— Перестань, — быстро произнесла Киоко, схватив бумажные полотенца, — не говори глупостей.
Посмотрела из-за плеча и уже собиралась нагнуться, оторвав полотенце, но Тсунаеши заговорил. Да ещё как.
Sasagawa Kyoko
Шепард не заставила себя ждать. В последние дни слишком уж часто она решала проблемы экипажа, как будто и не было никакой Самоубийственной Миссии, и Джокер считал, что если уж она и на него потратит целый день, то они могут с решением проблемы Коллекционеров сильно припоздниться. В секрете он все держал до последнего, разумеется, пока Шепард не прижала к стенке. Одним своим взглядом.
Джокер выдохнул устало, демонстрируя свою капитуляцию, и принялся как на духу выкладывать всю сложившуюся ситуацию от начала до конца. Дело было еще и весьма щекотливое, так что не обойдется без неловких пауз, запинок и бегающих глаз.
— Когда я учился в Академии, разные ситуации возникали по... глупости. Ну знаешь, все мы были молодыми, ума не сильно много, а хочется всего и сразу. Учитывая то, что я не из богатой семьи, а жить хотелось... в достатке, я параллельно с учебой работал.
Стоило умолчать, что деньги он тратил не на собственный комфорт, но на разного рода исследования и анализы, которые нужны были для поддержания хоть какой-то надежды на выздоровление, и, конечно, на родителей с сестрой, потому что чувствовал себя бесконечно обязанным.
Jeff Moreau
Он пожимает легко плечами, скрывая неловкость от сказанной фразы. Возможно, из него получился бы хороший отец, но Мак сомневается, что когда-нибудь решится проверить это на практике, работа агента слишком опасна, а отношения заканчиваются плачевно. Два года он был с Никки, потом считал ее предательницей еще почти год, после чего та оказалась внедренным агентом правительства, они снова сблизились и разошлись. После Мак пытался еще несколько раз, все — провальные. Девушкам из гражданских не нужен был вечно пропадающий парень, с коллегами личное начинало мешать работе или просто не складывалось как следует. О Никки словно вычеркнувшей его из жизни как законченное дело думать не хотелось тоже.
Самой постоянной "пассией" оставался Мердок, вечно каким-то образом узнавал все о жизни, нередко местонахождении и влетал в жизни с ноги, с шокером, снайперкой, ножом и детонатором. Подключая еще и наркотики, и пыточные инструменты — вносил пикантное разнообразие в их личную жизнь. Лучше бы себя куда-то вынес, желательно на шесть футов под землю. Вот уж без чего внимания жизнь была бы проще и легче, запихнуть бы его куда, в клетку десять на десять, закрыть крышку, убрать подальше и забыть.
Zett Jukassa as Angus MacGyver
▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ |
— 
— Agatha Harris х Alexander Nielsen
— Eve
— 
— Helmut Zemo х James Barnes
— Handsome Jack
— 
— Killian Jones х Elsa
— Levi Ackerman
— 
— Severus Snape х Cho Chang
— Rokudo Mukuro (Ulquiorra Schiffer)
